Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

— Ч-черт… Надо же… — ошеломленно протянул Миронов. — Я еще удивился монограмме «С». У Кранаха должен быть дракон крылатый вместо монограммы. Надо же… Вот я лопух! Ранняя вещь. Не было тогда дракона…

— Вот она… — Консультант раскрыл папку. Рядом с монограммой мастера стояла дата: «1506». Пятерка была оттиснута наоборот.

— Скажите… — Миронов напрягся. — А может быть так, чтобы на одной из гравюр этого сюжета цифра «пять» стояла нормально?

Консультант покачал головой:

— Нет, молодой человек. Художник вырезал эту цифру на доске не зеркально, как положено было, а прямо. На всех гравюрах этой серии цифра пять стоит наоборот…

— А если прямо?

— Тогда вы совершили открытие, — развел руками консультант, — и вас изберут в Академию художеств.

Через полчаса Миронов уже был в управлении. Коля, выслушав его рассказ, сказал с улыбкой:

— То, что ты талантливый искусствовед, я убедился. Вывод какой из твоего сообщения?

— У Ярцева на даче висит оттиск, на котором цифра «пять» стоит нормально! А этого не может быть! К тому же его оттиск достаточно свежий, я в этом понимаю.

— Вывод? — повторил Коля.

— Кто-то пошутил. Кто-то сделал точно такую же доску, как и Кранах, только на этой новой доске все вырезал, как надо!

— Зачем?

— Чтобы утвердить себя! Чтобы показать всем: вот я какой непревзойденный мастер! Больше, чем Кранах! Все могу! Я таких знал, товарищ комиссар… у нас на втором курсе были граверы. Один сделал наградной Екатерининский крест — никто отличить не мог! Но чтобы такую сложную гравюру, да еще штрих в штрих…

— Думаешь работа Штихеля? — не то спросил, не то утвердительно сказал Коля.

— Его. Нужно только выяснить, какое ко всему этому отношение имеет Ярцев.

— Распорядитесь, чтобы за его дачей немедленно установили наблюдение.

Жарков вернулся домой. Он понимал, что за его квартирой могут наблюдать, он смертельно боялся ареста и тюрьмы, но еще больше боялся расправы, которую могли учинить над ним дружки, не верни он им часть бандитской кассы, которую хранил по общему согласию. Эта касса была спрятана у него в комнате, под половицей. Жарков осторожно поднялся по лестнице, прислушался. Соседи должны были в этот час находиться на работе, и в самом деле из квартиры не доносилось ни звука. Жарков подумал немного и открыл дверь.

Оперативники, которые сидели в засаде, и те, кто вел за домом наружное наблюдение, могли задержать Жаркова без всякого труда. Но те и другие имели только одно задание: выяснить, что возьмет Жарков с собой и куда он пойдет. Поэтому Жаркову дали беспрепятственно войти в комнату, изъять тайник и уйти. Все было рассчитано с точностью до секунды, все было предусмотрено вплоть до шага, до движения, все, кроме одного… Оперативные работники не учли, что имеют дело с матерыми, опаснейшими преступниками, имеют дело с людьми, которые, надев форму милиции, в какой-то степени усвоили, попытались усвоить и доступные их пониманию методы ее работы. Когда Жаркова «повели», Тишков это сразу заметил. От его глаза не укрылись ни беззаботные «студенты», которые с шумом двигались по противоположной стороне улицы, ни обшарпанная «Победа», которая вдруг медленно поехала к перекрестку.

«Этот дурачок попрется прямо на хазу… — думал Тишков. — Надо же… То скрывали от него адрес, а теперь из-за этих проклятых башлей все провалится к чертовой матери…» Тишков вошел в будку телефона-автомата, позвонил.

— «Санько»? — спросил он услышав знакомый голос. — Пираты волокут пространщика, а он, дурак, не сечет, приведет прямо к месту… Предупреди Штихеля… — и повесил трубку.

Он подумал мгновение и, решившись, начал догонять Жаркова. Он понимал, что после того, как совершит задуманное, ему вряд ли удастся уйти. Но он надеялся на лучшее, а самое главное, безудержная, слепая злоба к бывшему дружку, который вот так по-глупому отдавал на заклание всех, толкнула его вперед. Тишков ускорил шаг, опустил руку в карман. Он знал, что вплотную подойти к Жаркову ему не дадут, и поэтому обнажил свой револьвер шагов за пятнадцать до Жаркова. Скосил глаза на барабан — там должно было оставаться шесть патронов, седьмой пошел на старшего лейтенанта Санько, Тишков взвел курок. Он успел выстрелить только два раза. Один из оперативников сбил его с ног, вывернул руку. Тишков поднял голову и увидел, что Жарков недвижимо лежит на асфальте — лицом вниз. Тишков улыбнулся удовлетворенно:

— А от меня, гады, вы не услышите ни слова…