Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

— Не знаю… — Николай Семенович сбавил тон. Наверное, искреннее горе «коллеги» тронуло его. — Об этом Заньковском мне еще бабка говорила, когда была жива. До войны еще. У него кличка такая была, на манер воровской, бабка случайно о ней узнала и очень возмущалась, что у коллекционера такая кличка.

— Штихель? — спросил Миронов.

— Штихель, — кивнул Николай Семенович. — А вы откуда знаете?

— На обороте гравюры надпись есть, — соврал Миронов. — Я пойду. Вы разрешите к вам заглядывать, когда будет материал?

— Только не такой?

— Разумеется!

Ярцева-Заньковского арестовали на его городской квартире в тот же вечер. Он воспринял появление работников милиции как должное. С тоской смотрел, как складывают в два больших чемодана золотые и серебряные кубки, стаканы, сову с бриллиантовыми глазами, плакетки лиможской эмали и чеканные ритуальные кресты средневековых голландских мастеров.

Коля молча наблюдал за ним, потом спросил:

— Вы могли скрыться. Вполне могли. Или не верили, что найдем вас?

— Не знаю… — Штихель вздохнул. — Устал я, наверное, гражданин начальник. Мне уже за шестьдесят. Пора на покой. — Он улыбнулся, едва заметно, уголками рта: — В могилу с собой это все не унесешь, а конец один… — Глаза его оживились, он с ненавистью посмотрел на Колю и закончил: — Я пожил в свое удовольствие, вам дай бог так пожить. А то, что вы меня взяли, — это ерунда. Ученики остались. «Санько» остался. Знаете такого? Он вам еще попортит кровь.

Через неделю Коля и Виктор уезжали в Сочи, отдыхать. Нина с Генкой остались дома. Генка ходил в детский сад, и Нина не хотела отрывать мальчишку от привычной среды. Перед отъездом сходили на кладбище. За оградой, сделанной из черных железных прутьев, возвышался простой деревянный обелиск со звездочкой.

— Помнишь? — Коля посмотрел на Виктора.

— Все помню, — тихо сказал Виктор. — А что, батя. И наша жизнь потихоньку проходит. Странно, правда? Не забуду, как ты ко мне подошел тогда, на Дворцовой… Молодой, красивый.

— А сейчас?

— И сейчас красивый. Только уже немолодой…

— Жалеешь?

— Ни о чем! Сто раз прожил бы такую жизнь! Только друзей наших больше нет. И близких наших. И никто их нам не вернет. Настоящая у нас жизнь. Но и цена за нее — настоящая. Такие дела…

…Уходил в прошлое тысяча девятьсот сорок пятый год, год Великой Победы, великого счастья и великих страданий.

Впереди была нелегкая дорога. Они знали об этом очень хорошо. Но они оба принадлежали к числу тех, кто никогда не изменяет избранному пути.

Глава десятая Платина

Я привык думать, что у нас, прошедших сквозь голод, кровь и смерть, была достаточно трудная жизнь и судьба. Позже я понял — у каждого времени свои трудности и свои проблемы, и тем, кто придет в органы и подразделения милиции после нас, будет немногим легче.

Из выступления генерала Кондратьева на выпуске слушателей Академии МВД СССР

Записки генерала Кондратьева заканчивались 1945 годом.

— Неужели с тех пор не произошло никаких мало-мальски значительных событий? — спросили мы у Николая Федоровича.

— Произошло… и немало. Например, я успел защитить две диссертации — кандидатскую и докторскую. Преподаю в Академии МВД СССР оперативную тактику. Что еще? Мне присвоили звание генерал-лейтенанта милиции. И еще один, не самый веселый факт. Мне уже за семьдесят. Я ведь по натуре человек неуемный, «живчик», что называется, а устал. Я чувствую — пора. На диване полежать. Дюма перечитать… — Он улыбнулся. — А главное, закончить записки. Но это будет не скоро.

— А что же делать нам?

— А вы завершите вашу повесть историей совсем свежей, можно сказать, сегодняшним днем, — снова улыбнулся генерал. — Я принимал в ней самое непосредственное участие, сохранил множество документов, бумаг, записей. Просмотрите их. Возможно, это покажется вам интересным.

Несколько дней мы перелистывали объемистую папку. Это и в самом деле была интересная история. Вот она…

Все началось как бы случайно.