Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

— Шмакодявки паршивые, — выругался Коля. — А Серафим не Спиноза, ей-богу. Послал проверить, знаем ли мы жаргон. Уж мог сообразить: если подосланы, то и обучены…

— Он так и думает, — спокойно сказала Маша. — Ты его недооцениваешь. Пока идет самая примитивная, поверхностная проверка. Главное — впереди.

Серафим встретил их на пороге горницы — сладкий, улыбающийся, в новой рясе, с золоченым наперсным крестом.

— Милости просим, — он галантно подвинул Маше стул, протянул чашку: — Будьте хозяйкой.

На столе пыхтел начищенный самовар. Когда Маша стала разливать чай, Коля сказал:

— В Ленинграде жизнь сейчас нелегкая, это верно, но покойников там не едят…

— Хрикаделек и котлетов из них не делают, — кивнула Маша.

— Не понял, — насторожился Серафим, разгрызая огромный кусок сахара.

— Когда мы с поезда сошли, к Маше косоротая старуха подвернула, — начал Коля, внимательно наблюдая за священником. — Так вот она и сказала про эти самые хрикадельки.

— А я, собственно, при чем? — повысил голос Серафим.

— Рассуждаем согласно науке логики, — сказал Коля. — Слово «фрикадельки» явно не деревенское. От кого могла слышать старуха это слово применительно к обстановке в Ленинграде?

— От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, — не слишком уверенно заявил Серафим.

— Верно, — согласилась Маша. — Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?

По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.

— Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…

— Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? — На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. — Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…

— Спрячь пистолет, дуралей, — грубо сказал Коля, хотя Серафим никакого пистолета и не доставал. — Он же у тебя под рясой! И если хочешь тягаться — смотри! — Коля в долго секунды выдернул из-за пояса свой кольт и приставил ко лбу священника.

— Не гоже хозяина дома эдак честить, — криво улыбнулся Серафим. — Убери.

— То-то, — Коля спрятал кольт. — А то ходим вокруг да около. Не узнаю вас, батюшка.

— Ну, а если Арсений тебе все завещал, ты уж, верно, знаешь, как его кликали? В том, другом мире? — напрягся священник.

— Чинушей его кликали.

— Ладно, — кивнул Серафим. — Это ты и от милиции узнать мог, не велика задача. Не обижайтесь, гости дорогие, но я вам назначу испытание. Выдержите — будет разговор. Не выдержите… — Серафим развел руками.

— Тогда ваши, ну те, с черными ленточками, дырок нам понаделают, — сказала Маша. — Не опровергайте, батюшка, не трудитесь. Мы ведь битые, понимаем, что к чему. О чем речь?

— Да пустяки, — улыбнулся священник. — Кресты носите?

— Какой же блатяк без креста? — удивился и обиделся Коля. — Маша, покажи…

— Не надо, не надо, — запротестовал священник. — Не в крестах дело. Вы ведь, небось, не венчаны в церкви, не до того вам было?

— Верно, не до того… — Коля переглянулся с Машей.

— Вы нас повенчаете? — радостно крикнула Маша. — Вот славно! Я так мечтала.

— Повенчаю. Вот вам и проверка будет.

— Не понимаю, — сказал Коля.

— Все поймешь, — прищурился Серафим. — Потерпи.

Под вечер Коля обнаружил слежку. Случилось это так: он вышел на крыльцо поповского дома покурить и увидел на другой стороне площади мужика, который стоял и щелкал семечки. Мужик не скрывал своих намерений — он уставился на Колю и даже подмигнул ему.

«Ах ты, мать честная. — Коля даже почесал в затылке. — Чертов поп…»

Он сошел с крыльца, двинулся к околице. Мужик не отставал. Коля повернул назад. Мужик — следом. Коля вошел в дом. Серафим читал какой-то журнал.

— Так мы не уславливались, — с сердцем сказал Коля.

— Как? — из-под очков посмотрел Серафим.

— Кто этот «фраер», который топает за мной по пятам?

— Ах, этот, — махнул рукой Серафим. — Охрана твоя, Коленька. Твоя и жены твоей. Епифаном звать. Надежный мужик.

— Не нуждаемся!

— Не скажи. Маша сама пожаловалась на тех, с черными ленточками. Время лихое, мне жаль будет, если тебя обидят. Не обессудь.

— Не валяйте дурака, батюшка! — рассердился Коля. — Ваше недоверие меня обижает.

— А вот заслужишь доверие — оно и по-другому обернется, — Серафим снова углубился в журнал, и Коля понял, что спорить бесполезно.

— Черт с вами. — Коля снова вышел на крыльцо, набросив на плечо пиджак. Епифан стоял на том же самом месте и грыз семечки. Коля достал часы: до семи вечера оставалось совсем немного. «Интересно, — подумал Коля, — каким это образом Басаргин избавит меня от этого дурака? Посмотрим».

Спустя час он уже осторожно стучал в ставень Тихоновой избы.

— Входи, — дверь открыл Тихон — огромный, как многие мужики в Грели, с окладистой черной бородой и копной нечесаных волос. — Ждут тебя.

Коля вошел в горницу. Басаргин прикрутил фитиль керосиновой лампы:

— Чисто было?

— Вполне. Как удалось?

— Секрет, — улыбнулся Басаргин и добавил: — Послал ребят с четвертью самогона. Отвлекли его. Ну, первый стакан, само собой, ему силком влили, а остальные он собственноручно принял. Спит, касатик.

— Как объясняешь открытую слежку?