Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

— Маша, я не в бакалейной лавочке служу, — обиделся Коля. — Это ты, наконец, пойми: есть вещи, о которых я не имею права говорить даже с тобой. Что такое служебная тайна, представляешь?

Вернулся Басаргин, прикурил от уголька:

— Впереди еще один завал, посерьезнее. И засада.

— Что решил?

— Поедем в объезд, через Сосновку.

Затоптали костер, Коля запряг лошадь. Подсохло, ехать было гораздо легче, чем днем, копыта бойко цокали по затвердевшей дороге.

— Слышь, — сказал Коля и тронул Басаргина за плечо. — А должно быть все наоборот.

— Что? — обернулся Басаргин.

— Мы их должны за горло держать. А не они нас.

— Дай срок, — кивнул Басаргин. — Ты о своем плане не договорил, прервали нас тогда. Что за план?

— Теперь не торопи, — улыбнулся Коля. — Придет время — узнаешь. Додумываю я кое-какие вопросы.

В Сосновку въехали на рассвете. Орали петухи, шли по воду самые хозяйственные бабы, под крышами тянул голубоватый дымок. Избы были бедные, под соломой, вместо заборов — частоколы из хвороста. У самой нищей, наполовину вросшей в землю, Басаргин придержал лошадей. Вышла пожилая женщина, поклонилась:

— Здоров, Анисим. Чего в наши края занесло? Или беда какая?

— Здравствуй, Платонида. Нет беды, однако ружьишко, что я Лукичу дал, в порядке?

— Стрелял из него, — улыбнулась Платонида. — Лупит почем зря! А Лукич — вон он, с гостями.

На лужайке тарахтел старенький, видавший виды «фордзон». Около него суетились три человека в замасленных рабочих спецовках, а рядом с ними — низкорослый мужичонка в драной поддевке — Лукич. Неподалеку стоял и упоенно ковырял в носу мальчишка лет семи.

— Эй, Лукич! — крикнул Басаргин. — Чего это у вас? Танк?

— У-у, Анисим! — обрадовался Лукич. — А я уж загоревал — у нас слух пустили, будто тебя лесные ухлопали, ан — шалишь! Целый наш заступник! Мужики, — повернулся он к рабочим, — знакомьтесь: это власть нашенская, а это, Анисим, аж с самой Москвы, с завода АМО мужики приехали, говорят: будем таперича вашими… этими… — Лукич замялся и с тоской посмотрел на рабочих.

— Шефы ихние мы теперь будем, — улыбнулся рабочий. — Вот трактор собрали. Артель надо делать!

— Надо! — подхватил Лукич и взял лошадь Басаргина под уздцы. — Заворачивай ко мне без никаких! Эй, Платонида! Тащи гостям по кружке молока! Без никаких! Ну-ка, сынок, — обратился он к мальчонке, — дуй к матери, одна нога здесь, другая — там!

— Да у тебя самого дети, не надо молока, — сказал Басаргин. — Что у тебя за манера — ровно околоточному подношения вечно делать?

— Околоточному мы не молока, мы ему штоф водки ставили, — улыбнулся Лукич. — А ты — наш, плоть, можно сказать, от плоти, тебе молочка поднести — нам одно удовольствие!

Мальчик убежал, а Лукич продолжал тараторить:

— Ну чего там насчет артели говорят? Даешь или как? Ты знак только дай — я деревню вмиг подыму, сообща через год сыты будем, уж я уверен! Если же все подымутся, да в поле, да и по кулачью разом — это о-ё-ён! От кулачья мокро останется!

— Будет артель, Лукич, — улыбнулся Басаргин. — Дай срок с бандами управиться.

— Э-э-э… — Лукич махнул рукой. — Хоть тебя и Оглоблей кличут — толку нет! Нешто ты один много наработаешь?

— Ну, ты помоги, — улыбнулся Басаргин. — Ружье я тебе на что дал?

— И помогу! — задористо крикнул Лукич. — Укажи, куда бить, — и я в лучшем виде! И общество подыму! Нешто против общества они сила? Солома они! — Довольный своей речью и впечатлением, которое произвел на Колю и Машу, Лукич, наконец, замолчал.

Мальчик принес крынку молока и кружку. Басаргин налил Маше, потом Коле, потом выпил сам. Вернул кружку Лукичу, сказал:

— А насчет подмоги — я без шуток. Если можешь людей поднять, — ничего, кроме спасибо, не будет.

— Трудное дело, — посерьезнел Лукич. — Боятся некоторые. Пули, они и в кулацких обрезах полновесные. Опасаются, одним словом.

— Дурак не опасается, — заметил Басаргин. — Я между прочим, тоже опасаюсь. Шефов побереги, — он кивнул в сторону рабочих.

— Будь в надежде, ружьишко хорошее дал. Да у них у самих наган есть, — сказал Лукич. — А насчет деревенских ты не куксись: я их обратаю — слово и дело!

— Бывай! — Басаргин подошел вплотную к Лукичу, тихо спросил: — Слышь, Потылиха косоротая у вас не появлялась?

— Не видать. Дней пять, как не было.

— А пять дней назад? — оживился Басаргин.

Коля подошел поближе, прислушался.

— Забегала, воду пила. В город зачем-то ездила. Она, вправду сказать, мне не докладалась, да я у ей в солопе билет с железки нашел…

— По карманам лазишь? — погрозил пальцем Басаргин.

— Случайно, — покраснел Лукич. — Платонида клопа у ей на солопе углядела, пошла трясти, ну, билет и выскочил…

— А Феденьки не видать?

— Это грельского дурачка, что ли? — уточнил Лукич. — Не-е. Этого лет несколько, как нету.

— Ну, все. — Басаргин развернул лошадей. — Бывай.

Лукич долго стоял и махал рукой — до тех пор, пока лесная чаща не скрыла и телегу, и сидящих в ней людей.

— Славный у него пацан, — вздохнул Коля. — А у нас с тобой. Н-да… — он посмотрел на Машу.

— Не я так решила, — в свою очередь вздохнула Маша. — Это твоя теория, дорогой.