Повесть об уголовном розыске

– Спиноза ты… - Маруська насмешливо-ласково взглянула на Витьку. - Эммануил Кант. Говоришь, как пишешь. Одна загвоздка: надо, чтобы фигурант начал тратить деньги. И чтобы он имел болтливый язык.

– Верно. - Коля улыбнулся: - Ты, Витька, не обижайся, научишься еще. Сам подумай: преступление это совершено, прямо скажем, талантливо. А ты предполагаешь, что потом преступники будут действовать бездарно. Это неверно, учти. Мы как должны мыслить? А так, что все их дальнейшие поступки будут на таком же высоком, хитром, затейливом уровне. Тогда мы не ошибемся. Все записала? Что получается?

Маруська осмотрелась:

– В момент первого выстрела преступник с наганом вахтера Куликова стоял у окна.

Коля развернул план и отметил.

– Кассир Анисимов, Тихоныч, - продолжала Маруська, - сидел за столом, вот так, - показала Маруська, - и наверняка распаковывал мешок с деньгами, других предположений у меня пока нет. Выстрел. Тихоныч рухнул, а преступник в то же мгновение саданул в затылок Евстигнееву, младшему кассиру. Он вот здесь стоял. - Маруська подошла к дверям.

– Он, значит, уходил? - вступил в разговор Витька.

– Почему? - возразил Коля. - В дверях окошечко. Возможно, Евстигнеев подошел, чтобы его открыть и приготовиться к выдаче денег. Продолжай, Маруся.

– Иванов сидел здесь… - Маруська переместилась к столику в противоположном углу комнаты. - Он, наверное, не позавтракал.

– Почему? - удивился Витька, но вспомнил что-то и покраснел. - Верно… Здесь были найдены остатки чайной колбасы и крошки хлеба. На этом самом месте. Он, значит, ел.

– Ел, - подтвердила Маруська. - На эти два выстрела Иванов только обернуться успел, выстрелы менее чем в секунду прогремели. И тут одно из двух: либо он, смертельно раненный, успел выстрелить и преступника убить, либо выстрелил первым, а умирающий преступник убил его. Что в лоб, то и по лбу.

– Значит, в тот момент, когда преступник стрелял, Иванов сидел к нему спиной? - уточнил Коля.

– Да, - кивнула Маруська. - Сидел бы лицом - стрелял бы намного раньше и наверняка остался бы жив. Кроме того, расположение остатков пищи на столе, положение стула, крошки на полу - все это доказывает очень точно: в момент выстрела Иванов сидел спиной к преступнику.

– Иванов, Анисимов, Евстигнеев, - сказал Витька. - С ними все ясно. А Куликов?

Маруська снисходительно улыбнулась:

– Я как будто по-русски сказала, Витя. Ты не витай в облаках! Анисимов, Иванов и Евстигнеев убиты из нагана Куликова, а сам Куликов убит из нагана Иванова. Ты же докладывал об этом сам, Витя?

– Значит, преступник, получается, Куликов? - неуверенно сказал Витька. - Решил завладеть деньгами, улучил момент, перебил всех, но напоролся на пулю Иванова? Нет, мать, что-то здесь не то…

– Почему? - повысила голос Маруська. - Докажи!

– А кто деньги взял? - тихо спросил Витька. - Если бы Куликов был преступник, он бы, убитый, не успел взять денег, и мы бы их нашли! - Витька развел руками: - Не взыщи, мать, но ты чего-то недодумала…

– Черт… - Маруська почесала в затылке и восхищенно посмотрела на Витьку.

– Он прав, - сказал Коля. - В том смысле прав, что этот крючок портит всю картину и требует объяснения. Ну, скажем, так: неожиданно возник пятый человек, кто-то из очереди…

– Или этот пятый всегда был, - пожала плечами Маруська.

– Где же он спрятался? - спросил Витька. - Здесь? Так негде! А если он из очереди - все увидели бы!

– Верно, - кивнул Коля. - Давайте подумаем вот о чем. Как проверить связи Куликова и остальных? Это первое. Второе. Куликов, так пока выходит, - убийца. Пока не доказано обратное, несмотря на все остроумие твоих, Витя, предположений, иначе мы считать не можем.

– Тогда надо сообщить дирекции, - заметила Маруська. - Завтра похороны. Нельзя, чтобы убийцу хоронили вместе с убитыми.

Коля покачал головой:

– А вот об этом мы промолчим, Маруся. Простят нас за это молчание. Я так думаю: пусть все считают, что Куликов - тоже жертва. Пока считают.

…Убитых хоронили на четвертый день. Утро было морозное, тротуар звенел под ногами, как стекло. Гробы поставили на облупившиеся от долгой службы катафалки. Прицокнули и натянули вожжи подвыпившие кучера. Встряхнули ощипанными султанами худые лошади, и процессия тронулась под неслаженные, рыдающие звуки похоронного оркестра: четыре старика в черном, четыре потертых трубы и барабанщик в синей бархатной толстовке, которая была видна из-под распахнутого пальто. Над толпой разлилась и поплыла угрюмо-тоскливая мелодия шопеновского марша.

У ворот Смоленского кладбища мальчишки, сопровождающие процессию, обогнали всех и встали у края могилы, чтобы лучше видеть.

Коля тоже шел в толпе. Неподалеку от него шагали его помощники - Маруська и Витька.

Представитель дирекции потоптался, вытащил из кармана сложенную вчетверо бумажку, неторопливо развернул. Оркестр смолк. Оратор снял кепку и начал читать: