Мир тебе и дому твоему, друг мой!
Несмотря на то, что ты не вовремя отписал мне, я был несказанно счастлив получить твое последнее письмо. Однообразие и монотонность моей жизни изредка прерываются глотком свежего воздуха, который врывается сюда в виде писем. Тогда моя внутренность несколько разжимается, как если бы кто снимал резинку с горлышка, и мне становится легче. Я будто бы у вас побывал!
Да, Ростинька, значит, у тебя много было встреч и впечатлений от них. Искренне радовался, читая твои строки.
С благодарностью я получил и письмо Нины. С небольшим опозданием отвечаю как раз под завывание рассвирепевшей казахстанской бури, беснующейся нынче в этом уголке Вселенной.
Мы не выходим на работу по причине буранов уже восьмой день. Несмотря на то, что живу в этих краях уже тринадцатую зиму, я все еще не привык, я все еще южанин. Порой мне очень хочется любой ценой уехать отсюда, так все надоело.
Теперь, что касается тех «преимуществ», которые мне полагаются в связи с наступлением половины срока и о которых ты хочешь знать подробнее. Теперь я имею право получать три посылки через определенный срок плюс дополнительное свидание. Вот и все.
Много думаю о детях. Люблю я их, души в них не чаю, только бы выросли они добрыми людьми. Не могу смириться с мыслью, что в таком раннем возрасте они остались без отцовского присутствия. Мирослав и Лена уже школьники. Владику пять исполнилось. Названный в честь тебя Ростислав, младшенький мой, уже ходит. Голубоглазый и светловолосый. Очень хорош!
Четырнадцатого числа приезжала Люся с Владиком ко мне на свиданку на трое суток. Люся хорошо выглядит. Я сказал ей об этом, она смеется, говорит — благодаря детям. Владик — этот курносый сын мой — совсем не признает своего папу. Всякий раз, когда я ласково называл его «сынок», он, надув губки, поправлял меня: «Я не сынок, меня зовут Владик». А на вопрос: «Возьмешь ли ты меня к себе домой?» — он упрямо мотал головой… Вот так, половина детей моих меня не знает.
Эти три дня мелькнули и рассеялись, как дым. Я снова один. Когда простились с Люсей, видел, как она шла и утирала слезы. И что я могу сделать для них? Пишу письма, для малышей рисую, для старших сочиняю рассказы, чтобы хоть что-то от отца у них было. Конверты получаются толстые, и я рад, что их с нетерпением ждут.
Уже поздно, пора по уставу и спать ложиться, а я все думаю о тебе, и мне хочется найти для тебя какие-то особенные слова. Наверное, о свободе.
Трудно описать то состояние, которое здесь переживает человек. Почему-то невыносимо хочется взобраться на ближайшую сопку, стать лицом к небу, вздохнуть глубоко, а потом броситься и бежать вниз, бежать, куда глаза глядят. Но, оказывается, это НЕВОЗМОЖНО. Мне кажется, если бы я был сейчас свободен, то каждая минута жизни была бы у меня на вес золота.
Ты пишешь, что я много трудился на воле. Нет, Ростя, я всегда чувствовал и чувствую, что ничего не сделал или сделал мало, весьма мало. Но ты трудись, пока еще день.
Я и здесь стараюсь максимум пользы получить для себя из обстоятельств. Сделать это трудно, так как диапазон общения чрезвычайно узок.
Очень жду писем от вас. Господь с вами.
Николай.