Через день вместе с девятимесячной Анютой я отправилась на Украину. Дорога была тяжелая, с пересадкой, и домой мы добрались на третьи сутки, часов в десять вечера. Тетушки, двоюродные сестры, Инна Константиновна — все сошлись к нам посмотреть на мое чадо. А чадо лежало на кровати в розовых ползунках и всем лучезарно улыбалось через пустышку.
Наутро мы отправились в больницу знакомиться с бабушкой. Я держала Анюту на руках и говорила за нее: «Приходи, бабушка, скорее домой, нам без тебя скучно». «Да ей пока что безразлично», — отвечала мама через окно. И вдруг, как будто поняв ее слова, Анюта отрицательно замотала головой. Не безразлично! Бабушка, конечно, не выдержала, и улыбка против воли появилась на ее суровом лице — до чего же умная родилась внучка!
Я дождалась, пока выпишут маму, чтобы вместе с ней побыть дома. В этот раз мы неплохо ладили, за исключением тех дней, когда мне нужно было идти на богослужение.
«Пожалей хоть Анечку», — слышала я, и это было неприятно. Разве я негодная мать, что меня нужно просить о жалости к собственному ребенку?
Неприятно теперь мне бывало часто. Старые знакомые, один за другим появляясь на сцене, смотрели на меня либо с ужасом, либо с пренебрежением.
Давняя взаимная привязанность связывала нас с Анастасией Семеновной Ш. Религией она не особенно интересовалась, но раз в год пекла куличи, красила яйца во все цвета радуги и на этом основании считала себя доброй православной христианкой. Всякий раз я удостаивалась от нее горячих похвал за хорошее знание церковнославянского языка и службы, и даже более того: со слезами на глазах Анастасия Семеновна не раз признавалась маме и окружающим, что любит меня как дочь. Естественно, что когда после долгой разлуки, я появилась на пороге ее дома с Анютой на руках, то встретила самый восторженный прием. Моя приятельница ласкала и целовала кругленькую, розовую Анюту, расспрашивала о жизни в Казахстане и, умиленно качая головой, повторяла: «Ах, Ниночка, радость моя». А потом вдруг спросила, как давно мы окрестили девочку. Я ответила, что еще не крестили. Почему? Пришлось объяснить.
— В сознательном возрасте, говоришь, — как-то зловеще повторила она мои слова.
— Знаете, — поспешила сказать я, — сам Иисус крестился тридцати лет, и Он сказал, что сначала надо научить, а потом крестить…
Улыбка сползла с лица Анастасии Семеновны и во взоре отчетливо проступил холодный иней. Ни возмущения, ни вопросов, ни гнева — только надутое молчание. Я поняла, что больше не нужна ей. Поблагодарила за гостеприимство, поспешно одела Анютку, и пошла. Она вышла вслед за мной, проводила до трамвая. Молча.
Как мне было больно! Если бы она обругала меня, оскорбила, и то было бы легче. Но откуда эта холодность? Как же она говорила, что любит меня? Пусть я заблуждаюсь в ее глазах, но разве от этого в один миг остывает любовь?
Я буквально заболела после этого визита. А когда через две недели мы случайно встретились на улице, Анастасия Семеновна отвернулась и прошла мимо, даже не поздоровавшись. Тогда я поняла, что следует морально приготовиться к таким вещам. И точно!
В один из дней к нам заявился мой бывший друг по православию, Валерий Б. Когда-то мы вместе читали Иоанна Златоуста, ездили на престольные праздники, тянулись к одним и тем же духовным лицам и по многим вопросам имели схожее суждение. О моем приезде и происшедшей перемене он узнал от Анастасии Семеновны. В отличие от последней, Валерий горел желанием высказать мне все, что думает на этот счет. Трижды он приходил и не заставал меня дома — я гостила у свекрови. На четвертый раз мы встретились. В присутствии всех моих теть говорить на такие темы вообще было невозможно, поэтому пришлось усадить Анюту в коляску и отправиться на совместную прогулку.
— Ну, милая, скажи-ка мне, кем же ты теперь стала, — ехидным голосом проговорил Валерий, как только мы оказались на улице.
— По-видимому, ты уже знаешь, раз так спрашиваешь, — ответила я.
— Да, слыхал, но не могу поверить, пока не услышу это из твоих уст.
— В таком случае могу подтвердить — я ушла из православия и присоединилась к протестантам.
Валерий остановился. Глаза его воспламенились гневом, щеки раскраснелись.
— Как! — воскликнул он, — после всего того, что ты имела! После того воспитания, которое ты получила от митрополита Гурия, архиепископа Стефана, отца Николая! Сколько они оказали тебе внимания, сколько наставлений давали, а ты…
Он не мог подобрать слов, он задыхался. «Уйти из святой православной церкви в какую-то грязную секту!»
— Подожди, Валера, — остановила его я, — подбирай немножко слова. Ты ведь ничего не знаешь ни об этом вероучении, ни об этих людях. Слово «грязная» сюда не подходит. А что касается того доброго, что я получила от моих прошлых наставников, я не вычеркнула и не забыла. Спасибо им, что они развили во мне стремление к познанию духовных истин. Я и сейчас стараюсь расти в этом познании.
Он махнул рукой. «Лучше бы ты поменьше знала!»
От предметного разговора мой друг, слишком наэлектризованный, уклонялся, твердил только, что я сбилась с пути.