В тот момент, когда уже казалось, что ситуация патовая и развивается от плохой к худшей, вдруг, какая-то неведомая сила взвила вверх весьма весомое полено сзади головы долговязого и бесстрастно опустила его вниз. Правда, эта сила немного не рассчитала и опустила его сразу на две головы — бандита и старца, так что они оба свалились с ног. Миша метнулся к ним молнией, подхватил топор и ногой отключил долговязому «рубильник». Этой «неведомой силой» оказался Костя, тихонечко пробравшийся в тыл к неприятелю во время этого всеобщего праздника строительных материалов.
Когда все улеглись, Костя с Мишей подошли к старцу. Тот подавал признаки жизни, но вялые. Друзья перенесли его в сторожку, Костя сообразил ему компресс и старец открыл глаза.
Глаголь Ижєи. Прощение
— Други мой сердешные, где я? На каком свете? — тихонечко спросил отшельник. И узнав что на этом, немного расстроился, а потом обрадовался, хотел было вскочить, да не тут-то было. Ойкнув и сделав в воздухе круг рукой, улёгся обратно на постель. Оставив Костю глядеть старца, Миша вышел из сторожки собирать «урожай».
Через десять минут личный состав лихоимцев сидел привязанным к толстому стволу дуба, росшего на поляне, и тоже приходил в себя. Хуже всего приходилось битюгу. С раны на голове сочилась потихоньку кровь и Мише пришлось вспомнить армейские навыки перевязки раненых. Промыв ему голову и найдя на тропинке здоровенный подорожник, он прихватил его чистым полотенцем к голове бандюги и ситуация наладилась. Остальные двое насупившись из под бровей смотрели на действия Михаила, ожидая своей участи. Они было пробовали начать разговаривать, но разговор у Миши с ними был короткий. После чего те затихли.
Старец тем временем потихоньку отходил от взбучки. Он закомандовал Костей, какие травы брать, как варить, что приговаривать, но с кровати пока не вставал. Когда новое снадобье было готово, он рассказал Косте как охладить и велел вылить в три кружки. Подозвав Михаила, все трое вновь сотворили молитву и выпили взвар.
Взвар получился не особо вкусным, и отшельнику пришлось Мишу с Костей заставить выпить до дна. После этого он заявил, что уже здоров и вышел на поляну. Жестом оставив Мишу и Костю у избушки, он подошёл к лихоимцам.
Те уже пришли в себя и опасливо осматривали окрестности. От подошедшего старца все трое спрятали глаза и уставились в землю, лищь изредка бросая украдкой на него молнии взоров. Они долго о чём-то тихо разговаривали, в конце чего мелкий заплакал.
— Миша, развяжи их, — наконец повернулся отшельник к ребятам. Миша молча замотал головой. Он знал, что всё равно послушается старца, но развязывать не хотел.
— Мишенька, — опять начал ласковым голосом Старец, — Бог являет нам свое человеколюбие не только в тех случаях, когда мы добро делаем, но и тогда, когда мы грехами прогневляем Его. Как долготерпеливо сносит Он наши беззакония, и когда наказывает, как благоутробно наказывает! Они уже понесли наказание своей совестью за своё лихоимство и нам нет надобности их более задерживать. Не должно, Мишенька, судить никого, хотя бы собственными очами видел кого согрешающим или коснеющим в преступлении заповедей Божиих. Так что развяжи их и Бог с ними.
Не имея ничего сказать в ответ, насупившийся Михаил ножом разрезал им же «заботливо» завязанный сзади дуба двойной морской узел и распустил верёвку. Не решаясь встать на ноги, все трое лихоимцев тут же упали в ноги старцу и начали вымаливать у него прощение.
Каждого поочерёдно подняв и обняв, он сказал всем, что никакого зла на них не держит, и что каждый может идти своей дорогой. Только одно он у них испросил — потребовал каждого, чтобы тот отрёкся от кривой разбойничей дорожки и первым делом причастился и исповедался в храме. Все трое горячо пообещали и потихоньку удалились.
Досадливо глядя на их удаляющиеся фигуры, Михаил в сердцах бросил ветошь, что держал в руках, и молча ушёл в сторожку. Жестом и коротким словом остановив направившегося туда же Костю, он объяснил — пусть побудет сам пока…
Тем временем, к старцу вернулся его весёлый нрав.
— Ну что, Костя — долг платежом красен, — начал он загадочно улыбаясь. — Должен же я тебя отблагодарить, что ты мне поленом по макушке заехал? — веселые огоньки глаз уже вовсю сияли на его лице.
Костя начал что-то виновато объяснять, но старец его остановил.
— Давеча творил ты молитву «Отче наш». И что ты говорил после «и остави нам долги наши, как мы оставляем должникам нашим»? — он продолжал хитро улыбаться в бороду.
— Ну… и не введи нас во искушение и избави нас от лукавого, — нерешительно прочитал Константин.
— Во первых не «и избави», а «но избави» — так правильно, — продолжал старец, — а во вторых, читать можно ещё «И не введи нас в напасть, но избави нас от неприязни»…
— Как так, почему, — искренне и грубоко изумился Костя, — что нам, неправильно сказали? У нас в Евангелии от Матфея написано про искушение и лукавого…