Повесть «Отче наш» и другие рассказы

— Всё правильно, — отвечал старец, — просто в самый первый перевод Евангелия перевели «напасть и неприязнь». А потом уже видно с латыни переводили, а там «ет не нос индукас ин тентационем, сед либера нос а мало».

— Кого мало? — не найдя ничего глупее, широко моргая глазми, переспросил Костя.

Нос — это «нас» на латыни, — уже немного посерьёзнел отшельник, — а «мало» — это «лихо». У вас что не давали латынь?

Костя виновато замотал головой.

— Ну да ладно. Так вот, когда переводили потом с латыни, то и перевели как «искушение» и «лукавого». «Тентационем» искушение оно и есть. А «мало» — это «лихо», его перевели как лукавого. Вот и получилось «не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого», как в латыни. А в первом греческом переводе «не введи нас в напасть, но избави нас от неприязни». И ты попробуй сотвори сначала один раз как тебя учили, послушай, как в тебе она откликнется, а потом сотвори более древнюю, греческую и тоже послушай ся. И какой вариант те больше подходит, такой и выберешь.

Вот так-то, — закончил старец и снова широко улыбнулся. Он аккуратно на листочке написал текст молитвы и передал Косте. Костя взял её, не отрывая от листочка глаз, как третьекурсница берёт телефон с новой смской от интересного знакомого, и пошёл на край поляны читать.

Добро Ижєи. Прощание

Тем временем, Михаил вышел из сторожки. Весь собраный, с рюкзаком и каменным лицом.

— Засиделись мы тут, — начал он свежезаготовленную речь, — и пора нам далее идти.

— Ну надо, так надо, — старец, на удивление, не стал возражать. Только я вам тут кой чего соображу с собой, вы не сразу смотрите, а как до Старова дойдёте, так и глянете. Его глаза, сияя бездонной голубизной, казалось, были вселенским источником ребячьего задора и простодушной хитрости. Он припрыжку удалился в избушку, то и дело оттуда охая и что-то приговаривая. — Ты чего, — ничего не понимая, подтянулся к Михаилу Костя, — вроде же не собирались так быстро уходить?

— А мы всё делаем чего не собирались и не делаем что собирались, — туманно заключил Михаил, обнаружив в себе Сократа, и добавил, — пора в Видеево идти, нечего здесь штаны просиживать.

— Ты забыл, Миша, роль философа уже занята, — грустно улыбаясь, пошутил Костя и пошёл в сторожку собираться. Он сразу заметил, что Миша злится на старца. Ещё когда они про «Отче наш» говорили, Костя параллельно чувствовал, что Миша в сторожке не просто так сидит. Но спорить с ним сейчас смысла не имело и, по примеру старца, он согласился с этим решением.

В дверях он встретил, выходящего с небольшим холщёвым мешочком, хозяина и обменявшись радостными «Христос воскресе!» — «Воистину!» скрылся в дверях.

— И тебя хочу отблагодарить, Мишенька, за наше чудесное спасение, — подошёл отшельник к Мише, — видно, мне вас Всевышний послал, Слава Ему Великая, что так всё хорошо разрешилось!

Миша, не зная как на это отвечать, пока помалкивал.

— Вот вам, тебе, Михаил, и Константину гостинец тут. Как придёте в Старов, так и откроете. А до этого — ни-ни, — старец снова растворил улыбку в бороде, — понял, Мишенька?

Миша молча кивнул и взял мешочек. Тем временем, из сторожки вышел Костя.

— Ну, присядем на дорожку, — разрешил образовавшуюся паузу старец, и все присели на лежащее на поляне обхватное бревно. Птицы вовсю старались, послеполуденное солнце тоже усиленно искало прорехи в осенней начинающей желтеть листве, белки умудрялись суетиться, бегая вниз головой по стволу соседнего дуба, где-то вдалеке надолго завелась кукушка. Лес радостно ловил последнее тепло бабьего лета, по поляне пролетел, в поисках своего мушиного счастья, очередной паук, как бы подводя черту под этим годом.

Михаил резко встал, и во время его глубокого вздоха поднялись остальные. Белки перестали ёрзать по дубу, уставившись, как по команде, на людей.

— Ну, давайте я вас до опушки провожу, — предложил старец, и они направились вниз, к светлой прогалине леса.

Они шли молча, внимательно смотря под ноги и думая каждый о своём. Константин так и не успел попробовать почитать разный «Отче наш», чтобы найти свою версию и, мерно отсчитывая шаги, в ритм творил один из вариантов. Миша пытался разобраться в своих мыслях, роившихся у него, как кристаллы в подгулявшей друзе. Они хаотично налезали друг на друга, каждая борясь за право донести до него свою единственную правду, полностью отрицающую других. Его попытки разобраться в этом процессе ни к чему не приводили, а его богатый опыт снова нудненько ныл под ребром. О чём думал старец сложно было сказать, он шёл последним и просто радостно и благодарно внимал окружающую его красоту. «Господи, как хорошо-то!» словно было написано на его сияющем улыбкой лице.

В какой-то момент он остановился и, выдержав паузу, вымолвил: Ну что, будем прощаться!

Миша с Костей тоже остановились. Старец вновь включил хитрого лиса и обратился к Косте: Костюшка, что-то шёл я шёл и слышал у тебя всё звон какой-то в суме твоей…

— Какой звон? — Ещё не понимая подвоха, удивился Костя.

— Да, вот, я тоже и не знаю какой? — старец был преисполнен «неподдельного» удивления.