Повесть про чужие глаза

И включает какой-то индийский фильм. Ничего интересного: сплошные свадьбы, и всё на хинди. Юра его почти не смотрит, он своими мыслями занят. А Маша в экран втыкает, как будто что-то там понимает, а потом постепенно начинает микрофонить. Гонит, понятно, про свои индийские дела. Типа, она там была большим человеком в каком-то Болливуде, проводила кастинги, сама снялась в четырёх фильмах. Или нет, даже в пяти!

— Но потом продюсер меня кинул… — вздыхает она. — Жёстко кинул. Осталась в марте без копейки денег — представляешь! в марте! Звоню маме в Голландию — а там я хуй кому нужна. Звоню сюда — тоже хуй кому нужна. Пристроилась вот к этому Черкасову, так у него и на билет не заработаешь. Только бьёшься целыми днями, и никакого просвета! Я от депрессии на десять кило поправилась, ни в одни джинсы уже не влезаю. А в Индии я какая стройная была, хочешь посмотреть?

Юра из вежливости кивает. Маша отключает фильм, выходит в меню и ищет свои индийские фотки. Находит всё, что угодно, но только не их, тихонько матерится и размышляет вслух:

— Вот за это я и не люблю вашу ганджу. Она меня или не вставляет, или вставляет уже так, что только тупить и плакать. Вот и нахуя, спрашивается? Таааак… а это ещё что за говно? Блядь, ну, где же? Ага! Вот это, вроде бы… Точно, оно! Вот, Юра, смотри!

Юра поднимает глаза и видит на экране Машу — не сказать, чтобы сильно более стройную, но чуть-чуть похудее, чем нынче. Рядом с ней самодовольно лыбится какой-то индиец. Юра силится хоть что-то про него понять, но немецкие глаза отказываются работать по такой чудовищной накурке.

— Вот! — комментирует Маша. — Такой я была всего полгода назад. Сорок восемь кило, представляешь? С самим ШарУ Кханом на одной площадке снималась!

Юра припоминает, что уже видел эту фамилию сегодня. Ага, точно: на Машином удостоверении она была!

— А этот Кхан… он твой родственник, что ли? — уточняет Юра.

Маша хихикает:

— Знал бы ты, сколько раз у меня это в Индии спрашивали! Нет, он мне не родственник… и даже не совсем однофамилец. На самом деле, моя фамилия Хан, это её просто в загране так написали: Khan. Всего одну букву добавили — но насколько изменился смысл! Кханы, если ты не в курсе, это самый крутой клан в Болливуде. Как Михалковы на Мосфильме, но гораздо круче. А ШарУ сейчас самый модный актёр, и я тебе скажу… да, он реально великий актёр! После него никакой Джонни Депп уже не катит, а на наших скорбных гондонов так и вообще смотреть неприлично…

И дальше следует долгий и обстоятельный монолог про ШарУ, Аамира, Салмана, Амитабха и прочих звездунов индийского кино. Юра от него отключается примерно на третьей минуте. Конопляный туман в его голове чуть-чуть поредел, мысли стали отчётливее, и он наконец начинает понимать, о чём думает. А думает он про свои чужие глаза и что с ними дальше делать.

После случая с Говновым он уже почти уверен, что глаза размножаются. Ну, или не размножаются, но как-то передают свою силу другим людям. Не насовсем, а, по ходу, на какое-то время. Маше, вон, вчера пришло, а потом ушло, и с утра она опять ничего не видела. А если сейчас ей в глаза посмотреть — наверно, опять будет видеть. Или не будет? Надо бы эксперимент… ой, нет, лучше не сегодня. Сегодня с этого кресла уже не встать, да и Машу с дивана вряд ли поднимешь, вон она как в него вросла.

Маша, между тем, замечает, что Юра отвлёкся.

— Ау, Юра! — говорит она. — О чём задумался?

— Да так, ни о чём, — отвечает Юра. — Вспоминаю вот, смотрела ты мне сегодня в глаза или не смотрела?

— Смотрела, конечно. А в чём дело?

— Да так, ни в чём. А первый раз когда посмотрела?

— Утром ещё, когда домой пришла. А ты зачем это спрашиваешь?

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — говорит Юра. — Если ты смотрела — значит, тебе должно было передаться. А оно не передалось. А Говнову, наоборот, передалось. То есть, там или всё как-то сложнее реализуется, или я не знаю…

Маша только головой качает:

— Да, Юра, правильно ты сделал, что остался. На вокзал в таком состоянии тебе точно нельзя. Давай поужинаем, что ли?

— Ага, — соглашается Юра. — Поужинать — это тема.

Маша уходит на кухню и вскоре возвращается с большим подносом ништяков и двумя банками пива. И Юре приходится его пить, потому что никаких напитков в холодильнике больше нет. Пиво его окончательно расквашивает, но для Маши оно как живая вода. Осушив свою банку, она окончательно отлипает от дивана и ломится в магазин за добавкой. И Юру с собой тащит, потому что одной идти скучно. Но Юра идти обламывается: находился он уже сегодня, и наездился, и вообще заслужил свой заслуженный отдых — или не заслужил?

Маша признаёт, что да, реально заслужил, и уходит одна. Без её болтовни в квартире сразу становится пусто и скучно, и вскоре Юра уже жалеет, что не пошёл с ней. Но, с другой стороны, ганджа из него ещё не выветрилась и ходить тааак ломает, что уж лучше дома поскучать.