«Повесть временных лет» как исторический источник

В этом плане безусловный интерес вызывает дальнейшее рассмотрение истории использованного автором ПВЛ этнонима «поляне» (poleni, polenii) для обозначения первоначального населения Киевской земли, хотя, как показывают европейские нарративные источники X–XI вв., изначально он указывал только на обитателей Древнепольского государства с центром в Гнезно и лишь позднее был распространен на всю Польшу[813]. На чужеродность (заимствованность) данной лексемы указывает, во первых, отсутствие у нее формы единственного числа («полянин»), в то время как у остальных сюжетообразующих этнонимов, используемых для описания событий IX–X вв. они имеются («словене» — «словенин», «русь» — «русин»), и, во-вторых, ограничение ее использования исключительно «вводной» частью ПВЛ, так как последующие упоминания «полян» в составе войск сначала Олега, а затем Игоря [Ип., 21 и 34], оказываются всего только продуктом творчества «киевлянина-краеведа».

Подобные выводы, подкрепленные большим числом примеров, в свою очередь, ставят перед исследователем вопрос о достоверности фактов ранней русской истории вплоть до середины XI в., которые содержатся на страницах ПВЛ. Вопрос этот тем более актуален, что вплоть до настоящего времени абсолютное большинство историков проявляло и проявляет к ним излишнюю доверчивость, не подвергая тексты перекрестной поверке, в том числе и сторонними, нарративными и археологическими источниками, а в случае расхождения с ними идет на всевозможные ухищрения, чтобы затушевать разногласия, приравнивая ПВЛ по достоверности чуть ли не к юридическому документу. Это в одинаковой мере касается прихода Рюрика в Новгород, похода 907 г. на Константинополь, второго похода Игоря, мести Ольги древлянам/деревлянам, ее поездки в Константинополь, походов Святослава, братоубийственной резни, устроенной якобы Святополком, и многих других событий вплоть до 60‑х гг. XI в., когда в тексте ПВЛ впервые появляются точные даты. Между тем, в научной литературе накопилось уже достаточно примеров, показывающих несостоятельность очень многих «фактов», содержащихся в ПВЛ, на которые указывали историки, занимавшиеся смежными вопросами, и которые предстоит еще суммировать, чтобы раз и навсегда установить грань между фактами вымышленными, фактами, не поддающимися по каким-либо причинам проверке, и фактами действительно достоверными, т.е. находящими подтверждение в независимых исторических источниках, а не в спекулятивных допущениях исследователей.

Другими словами, я предлагаю впредь при изучении ПВЛ воздерживаться от «каскадирования» последовательных предположений, ограничиваясь констатацией возможного объяснения конкретного факта, однако не делая его фундаментом дальнейших гипотетических построений. В первую очередь это касается таких сюжетов русской истории, как идентификация «Елены, королевы ругов» с Ольгой, судьбы дочерей Ярослава, в том числе и «Анны французской», отождествления «Вольдемара» и «Ярицлейва» скандинавских саг с Владимиром Святославичем и Ярославом Владимировичем, места чеканки «ярославова сребра» с соколом-ререгом («трезубец»), а также зависимости названия денежных единиц «куна» и «скот» от фризских cona и scoti, что представляет первоочередной интерес для исследователя, однако требует безусловного пересмотра источниковедческой базы и методов анализа.

Соответственно, по-новому представляется теперь вся хронология событий ПВЛ, широко используемая историками, хотя, как я заметил выше, исследователь имеет право опираться только на абсолютные даты (которые, однако, могут быть ошибочны в результате ошибок переписчиков), подтверждаемые находящимися рядом датами астрономических явлений. Правило это должно соблюдаться особенно неукоснительно, поскольку сквозная хронометрия ПВЛ, судя по всему, появилась только в самом конце XII или в начале XIII в., не ранее, а до этого текст вряд ли имел погодное членение, будучи построен на последовательности событий во времени, т.е. на относительной хронологии, хотя и насыщаемой со второй половины XI в. отдельными абсолютными датами.

Такой вывод подтверждается почти полным отсутствием в предшествующей части ПВЛ сколько-нибудь точных абсолютных датировок даже астрономических явлений, как это показал в своей работе Д.О. Святский[814], так что немногими заслуживающими доверия хронологическими вехами для всего X в. оказываются: полная дата подписания договора 911 г., сообщение о набеге «руси» на Константинополь в 941 г., основанное на хронике Амартола, и крещение Владимира в 988 г., подтверждаемое арабскими источниками. Что же касается первой четверти XI в., то здесь проверку (по Титмару) выдерживает только вступление Болеслава со Святополком в Киев в 1018 г. и предшествующий пожар города, который, как справедливо предположил М.Х. Алешковский, был связан не со вступлением в него Ярослава, а с набегом печенегов, прорвавших городские укрепления[815].