Повести

— Да вот, — горестно кивнул Кузьма, недоверчиво присматриваясь к Лариске.

— Я еще мало понимаю в медицине, не выучилась, — откровенно призналась Лариска. — Но если хотите, я его в больницу направлю… Только это правда, что вы его нашли?

— Правда, — ответил Кузьма.

— Тогда вам его обратно не вернут.

— Как это? — удивился Кузьма.

— А так. Он же не ваш.

— А чей?

— Ничей. Как казенное имущество.

— Какое такое имущество! — возмутился Кузьма. — Что ты болтаешь? Может, я его не нашел? Может, в долг взял?

— Все равно ребенок не ваш. Ребенок тяжело болен, и надо отправить в больницу.

Лариска была из тех настырных людей, которые, получив хоть маленькую власть, пытаются проявить ее полностью.

— А я не хочу! — крикнул Кузьма.

— Никто вас и спрашивать не будет.

— Вот что!.. Ты тут не самовольничай! — вспылил Кузьма. — Не особенно-то… Уходи отсюда!

— Никуда я не уйду!

— А я сказал, не дам!

— Дадите!

— Не дам!

— Кузьма, Кузьма! — вскочившая в избу Пелагея оттолкнула Кадкина, стала между ним и Лариской. — Опомнись! Что ты!

— Ба-атя, ба-атя! — завопил и захныкал Сенька, тоже хватаясь за Кузьму.

— Что случилось? Что случилось? — недоуменно спросил вошедший в избу и никем не замеченный Силантьев.

— Да вот, — смутившись, ответил Кузьма, неопределенно указав на Лариску.

— Степан Петрович? Вы уже вернулись? — удивленно воскликнула Лариска.

— Ну, кто здесь болен? — Силантьев положил на лавку туго набитый старенький портфель и направился к умывальнику сполоснуть руки. — Мне ваш кум сказал, что я здесь нужен.

Он говорил это, а сам все смотрел на лежащего на сундуке ребенка, вытер руки и направился к нему. И здесь произошло неожиданное: Сенька, зорко следивший и за Лариской, и за Силантьевым, еще не пришедший в себя после недавнего испуга, вдруг из-под самых рук Силантьева выхватил ребенка и бросился к дверям.

— Стой, ты куда? — уже на пороге сумел схватить его Кузьма. — Ты что, что с тобой?

— Не отдавай им, слышишь! Не отдавай! — закричал Сенька, испуганно оглядываясь на Силантьева и Лариску.

— Иди гуляй, — велел ему Кузьма.

— И ты иди, — попросил Силантьев Лариску.

На цыпочках прокравшись через избу, Кузьма остановил на часах-ходиках маятник, пока доктор слушал ребенка.

— Ну что? — не вытерпев, не дождавшись конца осмотра, спросил шепотом. — Что, Степан Петрович?

— Ничего страшного. Жить будет!

17

После того как Силантьев и Лариска ушли, Кузьма, почувствовал какую-то слабость. Может, это сказалась бессонная ночь. А надо завтракать да идти на работу.

— Что ж, покорми меня чем-нибудь, пойду косить, — попросил Кузьма жену.

Она стала накрывать на стол, а он сидел и не решался сказать ей то, что надумал. Не знал, с чего бы начать…

— Послушай, Палашк, это… Мальчуган-то какой хороший… Привык я как-то к нему. Ведь отдадим — жалко будет.

— Ты что надумал? — грозно глянула на него Пелагея.

— Так я что? Я говорю, хороший парень… скучать будем.

— Ты что выдумываешь-то? — насторожившись, явно встревожилась Пелагея.

— А что?

— С ума спятил!.. У тебя своих четверо!

— Да где четверо, там и пятый!

— Их обуть, одеть, прокормить надо!

— Так я мужик здоровый! Плотник я! Покалымил — мешок картошки! А что мне работа — раз плюнуть! Мне только давай! Погляди на меня! Я что пахать, что косить, дрова рубить — пожалуйста! Во мне сила играет. Плясать, так и плясать, во!

— С ума сошел.

— Во! Мы что хочешь можем!.. И вприсядку!.. Поскользнулся… — поднявшись с пола, сконфуженно пояснил Кузьма, пряча глаза. И помолчав, добавил уже тихо, грустно: — Так ведь, честное слово, жалко. Привык я. И малец-то хороший…

— С ума сошел, — повторила Пелагея, но уже с другой интонацией, дрогнувшим, потеплевшим голосом.

— А?.. Проживем, — обнял ее Кузьма. — У других баб мужиков нет, не вернулись. А у тебя — я. И Митька вон уже большой стал…

— Батя, батя! — позвал с улицы Сенька, стоя под окном, махал белым треугольником. — Тебе письмо!

— Что такое, откуда? — удивился Кузьма. Не было у него на стороне ни друзей, ни родственников.

— Может быть, война, — всполошилась Пелагея.

Кузьма распахнул окно и, приняв от Сеньки письмо, развернул листок, стал читать, пошевеливая губами. А Пелагея ждала, внимательно глядя на него. И только пальцы рук у нее непроизвольно комкали на груди кофточку. Кузьма прочитал и протянул листок Пелагее.

— Она, — произнес удивленно.

Пелагея держала листок — вроде бы не знала, что с ним делать.

— Устроилась, пишет, — пояснил Кузьма. — Прощения просит. Эх, опять я промахнулся, ошибку выдал!..

КНИГИ ПАВЛА ВАСИЛЬЕВА

Война! Она прошла через сердце России и еще долго будут кровоточить раны ее народа. И еще долго будут писатели обращаться к военной теме, свидетельствовать ужасные последствия войны.