Повести

Если акцент у него и был, то совсем легкий. Так вот, значит, как обстоят дела… Ты, оказывается, все понимаешь, что тут при тебе говорят. И то, что я при тебе говорю Насте. Плечи мои стали пустыми, руки легкими. Это состояние приходило ко мне редко, но когда приходило, то уже не я им управлял, а оно мной. Когда мы с ним прыгали на ринге, оно так и не пришло.

— Пошел вон! — чисто по-русски сказал Швейниц.

И тут я ему врезал левой рукой. Он отлетел на диван, а я обошел его, взял трубку и не с первого раза набрал номер мостика, руки прыгали.

Бригада, которая крепила шлюпку, состояла из старпома и троих матросов. Среди матросов был здоровенный паренек в знакомых мне красно-белых ботинках. За компанию с этой бригадой я еще раз промок.

Бары на больших судах работают в любую погоду, пока есть хоть один посетитель. Увидев меня в дверях, бармен пошел навстречу, взял из рук куртку и положил ее в раковину. Но с меня продолжало течь. Я добрался до стойки. Все из посуды, что можно было подвесить за ножки или ручки, было подвешено. Стада стаканов и стопок были накрыты на столах мокрыми простынями. Подавая мне стакан, бармен передавал его из рук в руки. Мне что-то никак не удавалось его взять.

— Потом как-нибудь расскажете, — сказал бармен.

Я поймал себя на том, что, кивнув, продолжаю трясти головой. Не очень я знал, что потом рассказывать. Бармен без улыбки посмотрел на меня, посмотрел и дернул подбородком. Как, мол, дела?

— Кажется, все в порядке.

Так качало, что мы стояли, схватившись за стойку.

Ну, еще глотну, думал я, и надо добраться до шлюпки — посмотреть, не ерзает ли она снова. К тому, как закреплены остальные шлюпки, у меня не было ни малейшего интереса, а об этой я только и думал.

— Уже уходите? — спросил бармен. — Советую отнести вашу куртку в машинное. К большому вентилятору.

На шлюпочную я только выглянул из двери. Киль моей шлюпки плотно сидел на упорах.

61

Потом мы прошли через ливень. В зоне ливня волны становились все меньше и меньше, и когда наконец развиднелось, перед нами был океан, обычный океан, к виду которого, оказывается, так легко привыкаешь.

Я ждал посещения Альфреда Лукича. Уж теперь-то он должен был прийти ко мне со своими вопросами. Однако он что-то все не приходил. Значит, решили даже ничего больше не выяснять, думал я. Конец моим прогулкам. В первом же порту меня, конечно, пересадят на идущее прямо домой судно. Не может же того быть, чтобы о происшедшем в каюте Швейница знали только он да я.

Небо над океаном было сереньким, но оно становилось все выше и выше, и вдруг остатки белесых тонов соскользнули, словно с переводной картинки сняли мокрую тонкую бумажку. Над нами снова появилось солнце, и естественный порядок восстановился. Утро, день, вечер, ночь.

Прошло две ночи, и мы вошли в залив Святого Лаврентия. Южный его берег напоминал берега Байкала в районе острова Ольхон. Желто-серый с темными пятнами, и тот же студеный воздух.

Через сутки, когда уже шли по реке Святого Лаврентия, капитан вызвал меня на мостик. Было часов шесть утра.

— Простите, что разбудил, но подумал, что вас не должны оставить равнодушным эти краски, — сказал он. Встающее за нашими спинами солнце листовым золотом стояло в глазницах темного городского замка на высоком каменном берегу. Было холодно, чуть не морозно, и темная листва деревьев, которыми заросла городская береговая скала, была как будто в инее. Мы проходили Квебек.

— Что-то мне о вас такое говорили… — сказал капитан. — О вашей жизни на судне. Что-то о вашей активности. А? Я, правда, не все запомнил, но, может быть, вы хотите что-нибудь дополнить?

Дополнять я ничего не хотел.

— А как давеча качнуло? — спросил Анатолий Петрович. — Как вам шторм? Легко переносите?

Нет, он все-таки не знал, что я висел в шлюпке за бортом.

— Ничего приятного, — признался я.

— Ну, ладно. Выдрались, и слава богу. А у меня, знаете ли, — вдруг откровенно сказал он, — было такое ощущение, что я сам судно толкаю. Я его толкаю и толкаю, а оно не идет. И эта «Грета» за спиной висит. Ведь едва ушли.

— Как ушли? Разве нас не накрыло ураганом?

— Ну что вы. Какой же это ураган? Мы, кажется, даже без ремонта обойдемся. Мелочи кое-какие пооборвало, а так все в порядке. Ни одной шлюпки не потеряли. — Улыбнулся и добавил: — Благодаря вам.

А я бы на берегу, верно, запел. О том, как нас мотало в урагане, и о том, как судно шло все в розовом электрическом сиянии.

Вставало солнце, и Квебек справа становился темно-фиолетовым, потом густо- и матово-синим и, наконец, матово- и густо-зеленым. Вдали, еле видимый в дымке, перекидывался через огромную реку какой-то фантастический, подвешенный к небу мост. О Швейнице не было сказано ни слова. Никто ни о чем не спрашивал.

В Монреале сошел с судна Олег. Он ведь не был моряком, а числился по ведомству газетных редакций. Никому на «Грибоедове» он не говорил, что ждет нового назначения. Не знал и я. Посылали его теперь корреспондентом в Швецию. Прибыть на место новой работы он должен был самолетом из Москвы. Самолетом же на Москву он сейчас и улетал.