Повести

«Первая в мире. Новый мировой рекорд установила канадская студентка Синди Николас. Она переплыла пролив Ла-Манш в обе стороны за 19 часов 55 минут, улучшив прежнее достижение на 10 часов 5 минут. До Синди Николас переплыть канал в обе стороны смогли лишь четверо мужчин».

Мы шли самым узким местом пролива. Где-то под нами проходил уже почти доконченный автомобильный тоннель. Интересно, где в нем смена правостороннего континентального на левостороннее островное движение — в середине тоннеля? Действительно, где? Под нами — тоннель, кабели, трубопроводы. Надо думать, Синди, при всей ее выносливости, переплывала пролив именно здесь.

— Да, — сказал капитан Рыбаков, рядом с которым я стоял, — тут множество разных переправ осуществлялось. Римляне, к примеру. А в средние века что тут делалось…

Я поддакнул и упомянул что-то про войну Алой и Белой розы.

— Столетняя? — вопросительно-утвердительно произнес капитан.

Я что-то промычал, поскольку хоть мне и сомнительным казалось, что это одно и то же, но отчетливо разделить эти милые войны я тоже не решался.

— И Байрон тут переплывал, — сказал капитан.

— Как так?

— Да, да.

— Это до того, как он стал хромать? — спросил я, помнивший о внелитературной стороне жизни Байрона только то, что дед его был адмиралом и получил прозвище Штормовой Джек.

— Да нет, он же всегда хромал, от рождения.

— Как Талейран? — сказал я, чтобы скрыть позор своего невежества.

Хороши мы были оба. Когда я потом залез смотреть в энциклопедию, у меня уши загорелись от воспоминания об этом диалоге. Сведения наши о множестве предметов в лучшем случае отрывочны. Мы все, как было сказано, учились понемногу.

XXI

Ночью прошли нулевой меридиан. Мы в Западном полушарии. На 12.20 Москвы мы в точке 49°10′ с. ш. И 4°15′ з. д. Выходим из Ла-Манша. Туман. Тихо. В тумане едва различаем собственный нос, но после сутолоки узкой части пролива уже наступает облегчение, и мы весело бежим свои восемнадцать узлов.

Виктор Дмитриевич водил сегодня шоферов по судну, с удовольствием водил. Я к ним присоединился. Виктор Дмитриевич рассказывал.

Морских пароходств у нас тринадцать. По количеству судов Балтийское занимает третье место. (Перед ним — Дальневосточное и Черноморское.) Самыми крупными судами БМП являются контейнеровозы «Комсомольск» и «Магнитогорск», следующие по величине — серия «скульпторов» — «Вучетич», «Коненков», «Голубкина», «Залькалн».

Шоферов, естественно, интересуют в первую очередь «скульпторы».

— Размеры? — спрашивают шоферы.

Длина — сто восемьдесят метров, ширина наибольшая — двадцать восемь. Наибольшая осадка — девять с половиной. Дедвейт — восемнадцать тысяч тонн.

— А от воды до верха?.. — спрашивают шоферы. Им разрешено передвигаться на судне без ограничений, кроме грузовых палуб, которые осматривает только вахта, но, видимо, несмотря на это, они никак не могут представить себе размеры судна в сравнении с привычными им предметами — например, автобусами или зданиями.

— Сорок три метра, — отвечает Виктор Дмитриевич.

— Это ж сколько на этажи… — бормочет кто-то из них. — Мать честная — выше двенадцатиэтажного.

Выходит, что так. Если заставить все грузовые палубы «Голубкиной» «Жигулями», то разместятся здесь 1400 штук.

— Ого! — говорят шоферы.

— Или девятьсот двадцать контейнеров, — говорит Виктор Дмитриевич. — Из них семьдесят два рефрижераторных. И еще двести пятьдесят три автомашины…

— Ничего себе…

— Запас топлива — на двадцать тысяч миль.

Атлантика. Пасмурно, море три балла, ветер три балла в правый, то есть мой, борт. Второй раз переводим часы на час назад. Сутки стали длиной в двадцать пять часов. Все успеваешь, к завтраку не опаздываешь. Говорят, прямо противоположное будет на обратном пути. Тогда радоваться будет только вахта с 20 до 24-х. Сейчас у них все на час длиннее, потом будет на час короче.