Повести

— Пропуск я для тебя приготовил! — Дубровский достал из кармана сложенный вдвое листочек и протянул его Алевтине. — На вот. С этим тебя нигде не задержат. А мальчонке еще и пятнадцати лет нет. Его без пропуска проведешь. Зовут его Виктор. Паренек серьезный. Скажешь ему, что ты от Леонида Дубровского, что я хочу его повидать в Кадиевке. Соскучился, мол. Словом, уговаривать его не придется. Кроме меня, у него никого не осталось. Родителей он потерял, да так и не нашел. Война ведь теперь...

Дубровский рассказал Алевтине, как отыскать дом сестер Самарских в Малоивановке.

— Может, попутная машина подвернется, тогда завтра же и возвратишься. А если нет — переночуешь в Малоивановке, а на другой день назад, — закончил он.

— А вдруг спросят, зачем я иду в Малоивановку?

— Скажешь, за продуктами. Возьми с собой для обмена что-нибудь. Кстати, там, на селе, гораздо выгоднее обменять можешь. Только не говори, что я тебя послал. Это никого не должно интересовать. Виктора приведешь к себе домой. Я сам к вам приду. Завтра наведаюсь, а если не вернетесь, послезавтра опять загляну. Договорились?

— Хорошо! Я попробую.

— А это, — Дубровский взял со стула небольшой сверток и подал Алевтине, — продукты. Немного хлеба, плавленый сыр и французские сардины. Чтобы Виктор у вас нахлебником не был.

— И долго он у нас жить будет?

— Дня два, не больше. Со мной повидается и уйдет обратно в Малоивановку. Там ему вольготнее.

— Леонид! А когда же ты меня на работу устроишь? Или уже забыл о своем обещании?

— Нет, не забыл. Считай, что ты уже работаешь. Будешь выполнять мои поручения. Для начала вот тебе сорок семь оккупационных марок.

— Такая работа мне нравится. А какой-нибудь документ ты мне выдашь?

— А как же! Не пройдет и недели, получишь охранную грамоту. С таким удостоверением на биржу труда тебя больше не вызовут.

— И в Германию не пошлют?

— Не пошлют, не пошлют, не бойся.

— Спасибо тебе, Леонид. Большое спасибо тебе за помощь. Если бы не ты... Даже страшно подумать... А теперь, когда ты рядом, я ничего не боюсь.

— И правильно делаешь. Волков бояться — в лес не ходить.

— Леонид, а этот мальчонка знает, что ты у немцев работаешь?

— Должен знать. Во всяком случае, можешь сказать ему об этом. Тут никакого секрета нет.

— А если наши придут, как оправдаешься?

— Там видно будет. К тому же совесть моя чиста. Я свои руки кровью советских людей не запачкал. — Дубровский поднялся из-за стола. — А сейчас мне пора идти.

— Как же так? А чай? А варенье? Подожди, я сейчас, я быстро.

Алевтина суетливо достала из буфета чашки, вазочку с вареньем и, распахнув дверь комнаты, крикнула:

— Мама, ну скоро вы там?

Не прошло и минуты, как небольшой алюминиевый чайник стоял на столе. Отказать себе в удовольствии выпить стакан горячего чая с вареньем Дубровский не мог. Да и не хотелось расстраивать Алевтину, которая с нескрываемой радостью собиралась попотчевать его домашним вареньем.

— Хорошо! Остаюсь пить чай, — сказал он.

Дубровский присел к столу и, будто вспомнив о чем-то, задумчиво спросил:

— Аля, ты Михаила Высочина не знаешь?

— Нет. А кто это?

— Так, один местный житель.

— А Гаврилу Крючкина?

— Тоже не знаю.

— А Иванова?

— Ивановых много.

— Василия Иванова. Того, который в горкоме партии работал.

— Этого знала. Он с мужем моим дружил. Я ведь тебе говорила, что муж в НКВД работал. — Алина мать с укоризной посмотрела на дочку. А та как ни в чем не бывало продолжала: — Он по службе довольно часто встречался с Василием Ивановым и несколько раз приводил его к нам в дом. Помню, красивый такой, статный мужчина был. Когда вернулись из эвакуации, слышала, от знакомых, что немцы его расстреляли... Леонид, по-моему, тебя что-то тревожит, — проговорила Алевтина. — Скажи честно, что?

— Да нет, ничего. Просто вспомнил, что не выполнил одну просьбу. Тут один чех со мной дружит... Неплохой парень. Знает, что я на свидание отправился. Вот и просил, чтобы я узнал, нет ли у тебя хорошей подруги, чтобы с ним познакомить.

— Подруги есть, только неловко мне их с гестаповцем знакомить. Я ведь и с тобой-то когда гуляла, боялась, как бы кто из друзей не встретился.

— А ты не бойся. И среди гестаповцев честные люди есть.

— Теперь-то я вижу. Но ведь другим-то этого не объяснишь.

— Это верно. И все-таки когда вернешься из Малоивановки, поговори с кем-нибудь из своих подруг. Уж очень мне хочется выполнить просьбу этого чеха.

Положив в рот ложку вишневого варенья, Дубровский воскликнул:

— Ах, какая прелесть! Давно ничего подобного не пробовал!

— Все в мире относительно, — сказала Алевтина. — Небось до войны и не глянул бы на такое — сплошной сахар. А теперь и это, старое, чудом кажется.

— И то правда, — заметила Алина мать, до того не вмешивавшаяся в разговор молодых людей.

— Возможно. Дай бог, живы останемся, я всю жизнь это варенье помнить буду.

— Ну вот видишь, а хотел уходить, — укоризненно сказала Алевтина.

— Спасибо, что уговорила остаться! — Дубровский поднялся из-за стола. — А теперь мне действительно пора. Так что ты решила насчет подруги?