Повести

Василий задумчиво мял в руках окурок. Лейтенант нетерпеливо поглядывал на дверь фельдшерской комнаты. Заготовитель сидел на краешке скамейки, церемонно

положив руки на колени, словно ждал приема у начальства. Наконец дверь открылась, вышла фельдшерица, на ходу снимая с себя халат.

– Надо его немедленно доставить в Густой Бор к хирургу, – сказала она убито. – Сильное внутреннее кровоизлияние. Надеюсь, печень не повреждена. До живота нельзя дотронуться, бледнеет от боли. Хирург у нас хороший, он все сделает. Только бы доставить.

От волнения и растерянности девушка заливалась краской, ее веснушки тонули на лице.

– А на чем же? – спросил после общего молчания Василий. – На чем доставить? Днем не сумели на машине проехать, а ночью и подавно не продерешься.

– На лошади тоже нельзя. Растрясет, на полпути может скончаться.

– На руках можно девять километров протащить, а не тридцать.

– Так как же быть? – заволновался лейтенант. – Умирать человеку! Мы его спасали, тащили, он умрет. Хирурга вызвать сюда! Это легче, чем везти больного. Пусть выезжает немедленно. Понимаете, девушка, надо спасти этого человека.

– Хорошо, я вызову. Но лучше бы в больницу, там все условия. У меня здесь ничего не приспособлено для сложных операций,

– Ответственности боитесь! – загорячился лейтенант. – Условия не подходящие? Раз другого выхода нет, пусть едет, пусть спасает жизнь!

– А на чем хирург выедет? – спросил Василий. – Ты не подумал?

– В районе достанут машину. Достанут!

– Слушай, друг, я шофер бывалый, ты моему слову верь: ночью ни одна машина не пройдет. Ни одна!

– До утра скончаться может, – уныло вставила фельдшерица.

– Верхом! Пусть лошадь достанет!

– Верхом? Что вы! – Девушка слабо махнула рукой. – Тридцать километров проехать верхом – надо быть кавалеристом. А Виктор Иванович и в жизни, наверное, в седле не сидел. Даже смешно об этом думать.

Замолчали. Разглядывали при свете стоящей на скамье лампы высокие, неуклюжие тени на бревенчатых стенах. Вдруг Василий хлопнул себя по лбу:

– Есть! Доставим! Будет транспорт!

– Какой?… Где?…

– Трактор! Побегу сейчас в МТС, пока Княжев не ушел. Попрошу его дать трактор с тракторными санями. Трактору что? Он легко пройдет. А уж на санях не растрясет, как в люльке доставим. Я – в МТС!

– А я тем временем на почту сбегаю. Позвоню в больницу, хирурга вызову к телефону.

– Я тоже в МТС, – обрадовался лейтенант. – Вместе разыщем Княжева.

Заготовитель, все время сидевший в стороне на скамье, во время разговора не проронивший ни слова, сейчас пошевелился, скупо сказал:

– Не даст.

– Что не даст? – повернулся к нему Василий.

– Княжев трактор не даст.

– Это почему?

– Я его знаю. Не даст.

– Ну, брат, молчал, молчал, да сказал что рублем одарил. Как же он не даст, когда сам, вместе с нами, на горбу носилки тащил? Не тот человек Николай Егорович, чтоб в помощи отказать. Пошли, лейтенант.

– Дай бог, чтоб я ошибся.

Быстрым шагом, подпрыгивая от нетерпения, шли они вдвоем к холму, где цепочкой горели огни МТС.

Лейтенант зябко запахивал на груди китель, ежился, забегал вперед, странно поглядывал на Василия. Видно было, ему что-то хочется сказать – и не решается. Василий ждал, что вот-вот он начнет, но лейтенант так и молчал до конторы МТС, лишь на крыльце перед дверью вздохнул:

– Стыдно… Черт возьми! Стыдно.

8

Директор МТС Княжев еще не ушел домой. Из-за двери кабинета было слышно, как он своей сипловатой фистулой сердито выговаривает кому-то:

– Тоже мне добрый дядя! У нас есть договор, документ законный, обе стороны подписали, печати пришлепнули. Нет, я через него прыгать не собираюсь. Мало на меня в районе собак навешали… А-а, ребята! Что стряслось?

Княжев поднялся из-за стола. Он был в той же гимнастерке, в которой нес больного, мокрый и грязный плащ висел за спиной, на стене.

Сидевший возле стола мужчина с жесткими рыжими усами и надвинутыми на глаза тяжелыми надбровьями поднял голову, с интересом уставился на вошедших, – должно быть, уже слышал о несчастье, случившемся на двадцать первом километре, и догадывался, кто пришел.

– Николай Егорович, – заговорил Василий, – плохо дело. Надо срочно отправлять парня в густоборовскую больницу на операцию. Фельдшерка побежала звонить хирургу.

Княжев сожалеюще причмокнул, но ничего не ответил.

Неизвестно почему, но Василию в эту минуту показалось, что он сказал не так, как хотелось, вяло, не горячо, его слова почти не задели Княжева, вызвали в нем лишь легкое сочувствие. И сам Княжев показался ему не тем, который плечо в плечо тащил по грязной дороге неуклюжие носилки. Он возвышался над столом, с выпирающей под гимнастеркой пухлой грудью, на лице что-то хозяйское, властное, недоступное.

– Николай Егорович, – еще нерешительней повторил Василий, – как-то надо отправить.

– Вот беда, как же это сделать?… Задачка… На фельдшерском пункте лошадь есть.

– Нельзя на лошади, растрясет, умрет по дороге.

– За-адачка.

Василий почувствовал неловкость не за себя, за Княжева. Тот хмурился, прятал глаза.

– Трактор дайте. Единственный выход, – решительно сказал за спиной Василия лейтенант.