Повести

И опять Дудырев ничего не ответил, глядел в ладонь. Семен, оцепенев, ждал его ответа.

– Возьми, – наконец протянул Дудырев пулю.

Семен покорно принял ее обратно.

– Ты от меня ответа ждешь? – спросил Дудырев.

– Для того и пришел. Где мне своей головой решить?

– А ты на минуту встань на мое место. Представь, что тебе приносят пулю и говорят: вот доказательство, что ты убил человека. Ты убийца!… Ты бы с готовностью согласился?

– Так, выходит, пусть Митягин отвечает? А ведь с ним-то церемониться не будут. Прокурор говорил – кого-то по закону посадить должны.

– Перед законом как я, так и Митягин одинаковы.

– Перед законом, а не перед людьми. Не равняй себя с Митягиным, Константин Сергеевич. Люди-то, которые возле законов сидят, на тебя с почтением смотрят.

– Значит, ты мне предлагаешь прикрыть собой Митягина?

– Ничего не предлагаю. Вот принес пулю, которая медведя свалила. Эта пуля митягинская. Выходит, твоя пуля парня прикончила. Вот что я знаю. А там уж ты решай по совести, как быть. Ты поумней меня.

Дудырев поднялся. Семен заметил, что у него на виске напряженно бьется жилка.

– Сообщи о том, что нашел пулю, следователю, – сухо сказал Дудырев. – А я сам ни себе, ни Митягину помочь не могу.

Семен вышел от Дудырева. Мимо него шли грузовики с прицепами. На обочине котлована ползали скреперы, разравнивали кучи песка. Экскаватор заносил свой ковш над самосвалами. Пуля жгла ладонь Семена. Маленький кусочек свинца, хранящий в себе тайну. Если эта тайна не будет раскрыта, суд может приговорить Митягина к заключению. Несправедливо же!… Раз Дудырев не может помочь, что ж… Хочешь не хочешь, а надо идти к следователю. Дудыреву придется самому за себя постоять.

16

Следователь Дитятичев, склонив набок ушастую голову, с минуту внимательно вертел в руках пулю, положил на стол.

– Вы ее такой кругленькой из медведя вынули?

– Помята была, раскатал, чтобы узнать, из чьего ружья.

– Раскатали и нам преподнесли…– И вдруг остро взглянул Семену в самые зрачки, спросил: – Вы давно соседи с Митягиным?

– Соседями-то?… Да, считай, лет десять добрых, ежели не больше. Третий год шел после войны, как он к нам переехал.

– Так… А по какой причине вы взяли его на охоту?

– Какая-такая причина? Давно он просил меня взять.

– И вы не отказали?

– Много раз отказывал, а тут неловко стало – просит человек.

– Так… А вы не вздорили с Митягиным, не ругались?

– Упаси бог, – испугался Семен, не зная, куда гнет следователь. – Бабы ежели когда схватятся, а мы нет – дружно жили.

– Так… Вы не отрицаете, что жили дружно?

– Чего отрицать, коли так было.

– Так…– Следователь кивнул на покойно лежавший на закапанном чернилами сукне кусочек свинца. – Соседи, десять лет жили дружно, а вы не подумали о том, что у нас создастся впечатление, что эту пульку вы отлили ради десятилетней дружбы с Митягиным? Первое, что придет нам в голову, – вы собираетесь спасти виновного дружка и утопить Дудырева…

Семен оторопело уставился на следователя.

– Вы понимаете, чем это пахнет? – продолжал тот спокойно. – Ложное показание с целью ввести в заблуждение правосудие. Вы, должно быть, не знаете, что за такое дело привлекают к уголовной ответственности. Пулька… Наивный вы человек, подобная фальшивая пулька расценивается как своего рода преступление.

– Слушай, добрая душа, – Семен сердито заворочался на стуле, – я в ваших делах небоек. А только пулька эта не фальшивая, хоть голову руби! Своими руками утром из медведя вынул. Сплоховали вы с врачихой, не углядели ее.

– Вы можете настаивать на этом. Можете! Но прикиньте: кто вам поверит? Нe посторонний человек, а врач-профессионал ищет пулю в голове медведя. Имейте в виду, ищет старательно, я тому свидетель. Ищет, но не находит, об этом составляет форменный акт, ни на минуту не колеблясь, подписывает его. Не просто словом, а письменно отвечает за то, что пули не существовало. И вдруг вы приносите и кладете нам на стол эту пулю. Пуля ваша обкатана, она не имеет никакой деформации, то есть не сплющена, не сдавлена, по ее форме никак теперь не определишь, что вынута она из разбитого медвежьего позвонка, а не из охотничьего загашничка. Ответьте: почему вы не принесли пулю такой, какой вынули?

– Примерить же хотел.

– Примерить! Не терпелось! Дитя любопытное! У ребенка, пожалуй, хватило бы соображения – нельзя уничтожать такую важную для следствия улику…

Семен, насупившись, молчал. Когда он раскатывал пулю, то думал о Митягине, хотел убедиться, на самом ли деле убил фельдшер. Следователь в те минуты был для Семена далеким, посторонним. Даже когда открыл – убил не Митягин, подумал опять же не о следователе, а о Дудыреве, хотел не подымать шума, уладить полюбовно. Могло ли прийти в голову, что начнут придираться – обкатал пулю, уничтожил улику. Эх, знать, где упасть, подстелил бы соломки.