Повести

Смастерили на деревьях лабаз, спальничек мне положили, все удобства. Ждал-ждал ночью, нету! Уснул ненароком. Очнулся от треска перед утром, косолапый наш склад рушит, переделывает на свой лад.

Под ружьём у меня был фонарик привязан, далеко точкой бил. Включил и обмер! Медведь — привидение! Белый! Со страху оба спуска нажал. Рявкнул он — и в кусты.

Народ, из палаток высыпал, костёр запалили, жмутся к нему. Я успокаиваю с лабаза: "Убил белого медведя!" — они и до этого не верили ни одному моему слову, а тут совсем рассвирепели за то, что выспаться не дал. Чуть бока не намяли…

— Но он же убежал? — обернулся Семён.

— Вы меня обижаете! Я смазать не мог. Во мне какой-то прицел есть. Знаю, что попаду, и всё! Посветлу решили искать с начальником. Он карабин наизготовку держит, собаку вперёд посылает. В кусты залезли и рты разинули. Лежит белый…

— Да не может быть его здесь! — не выдержал Яснополец.

— Не торопи момент, Андреич! В муке он был вecь, как мельник. Пять мешков в складе раструсил, пока я спал.

Жалко мне его стало, шибко запасливый был хозяин. В пристройке кухни плиту выломал и унёс метро за двести. Когда отыскали, шутили, что собирался в берлоге на зиму печь мастерить. Видно, жир, нагоревший в чугуне, испускал съедобный запах. Ящик «Беломора» уволок и под мох спрятал, ящик чая там же. Готовился к зимовке основательно.

Вот и приехали. Семён Иванович, правь вой к той избушке — она целая, и печь сохранилась.

Брошенный посёлок у реки. Над берегом стоит покривившийся домик с подновленной свежим рубероидом крышей, остальные рухнули, проросли травой и сгнили.

Ковалёв заглушил двигатель машины, вылез на берег и устало потянулся, оглядываясь вокруг. Удивительной красоты места! Старый сосновый бор подмыт струёй, многие деревья упали в воду. Шумит полноводная весенняя река.

Увидев людей, сорвались с плёса табуны перелётных уток и пропали за кривуном. Лёва выскочил из машины и помчался следом за ними, заряжая ружьё. Сорок пять озёр переплетены по долине с рекой.

Зашли в дом. Яснополец прилёг на широкие нары, закрыл глаза.

— Благодать-то какая, — вымолвил тихо, снял и положил на окно очки, — вот здесь и будем отдыхать. Семён, затопим печь, да выспимся вволю. Молок сейчас уток принесёт, лапшицу к вечеру сварим.

Лёва пропадал допоздна. Сварили картошку в мундире, открыли банку огурцов, консервы и сели ужинать. На окне мигал огонёк оплывшей парафином свечки.

— Прошлой весной мы здесь с Лёвкой охотились, — заговорил Андреич, — курорт… Двустволку он перезаряжает мгновенно и бьёт, как из автомата. Спрашиваю: где научился так стрелять?

Оказывается, в детстве от него прятали в доме деньги. Если найдет — патронов понакупит и расстреляет. Отец порол, ружья ломал — всё без толку. На той охоте он мне показал один фокус. Кладёт на землю незаряженное ружьё, бросает вверх бутылку.

Пока она падает, успевает зарядить, подставить под неё стволы и подкидывает выстрелом вверх. Но не разбивает. Заряжает второй ствол и бьёт над самой землей. Почему она не разлетается вдребезги после первого выстрела, не знаю, он так секрета и не открыл.

— Может быть, холостым?

— Может быть, это же фокусник, уследи за ним. Когда в Юхту приплыли, растянули палатку у пустой базы отдыха. Ждали машину. Стеклотары кругом — вагоны грузи! Банки, бутылки, загадили отдыхающие весь берег.

Осталось у нас много патронов, и заспорил он со мной, что разобьёт бутылку, сидя с ружьём в палатке, когда она мелькает мимо отвёрнутого входа. Для реакции человека такое невозможно. В доли секунды нужно увидеть, надавить спуск, доли секунды идут на процесс выстрела.

Спорил я смело. Как только ни бросал, всё переколотил! Запустил последнюю. Выстрел — и она покувыркалась дальше. Вылетает он из палатки с рёвом: "Не может быть!" Надавил на неё, потекла вода из дырок от дроби.

Капроновый флакон подвернулся с талой водой, я и бросил. Представляешь, как он уверен в себе?!

Любого чемпиона в палатку посади — в жизни не разобьёт. Ему бы стендовой стрельбой заняться или в тир пойти инструктором, талант напрасно губит. А возможно, ничего бы не вышло. Попробуй его оторвать от тайги! Да он и на танке попрёт за рыбой.

Сам знаю, что это за страсть. Только мы с тобой, Семён, прикованы в своих кабинетах цепями долга. Ни порыбачить толком, ни поохотиться, только на отпуск или отгулы надежда.

Меня поражает, до какого совершенства может дойти человек в своём увлечении! Тот же Молок? Зачем ему метко стрелять, ножи метать? Думаешь, он не мог убежать от того медведя на косе? Мог… Да любит рисковать.

Бросить в медведя топором — для нормального человека это почти самоубийство. А Лёвка знал заранее, как он будет обороняться и чем. Он себя готовил к подобным встречам с детства.

Мне этот случай до него брат рассказывал, работал у нас помбуром. Молок немного соврал, что всё обошлось спокойно. Колька пульнул сверху из дробовика и ранил медведя. Хотел отпугнуть, а вышло наоборот.