Повести

 — Эй, Максимыч! — крикнул ему начальник милиции, — пей! Все равно — ни нам, ни вам!

 — Правильно, — подхватили мужики.

 — Но у меня команда, — сослался воинский.

 — Ничего…

Отряд верховых солдат стоял возле мазанки. Около отряда ребятишки, бабы, девки. Лошади били копытами мерзлую землю. Солдаты тоже порядком промерзли.

 — Есть у вас большевики? — выпив полковшика, спросил воинский.

Пьяный мужик, оглянувшись, удивленно воскликнул:

 — Да вся деревня, мать родная, большаки!

 — То есть, как вся деревня?

Другой его поддержал:

 — Наша деревня дружная. Ср–разу и… и… нет графа.

Я подошел к виночерпию, кивнул на отряд.

 — Надо бы тех угостить. Продрогли.

 — Бабы, — заорал солдат, — ведро!

Бабы принесли не одно, а два. Солдат налил в них десять страшных ковшей.

 — Даша, Катя, угощайте служивых.

Бабы понесли спирт. Воинский посмотрел им вслед, хотел что-то сказать, но… махнул рукой.

 — Максимыч, вперегонки!.. Промнем лошадок! — предложил ему начальник милиции.

 — Про–ромять… да–а. — согласился воинский.

Они стегнули лошадей и умчались. Солдат снова вспомнил про комиссара, который остался один.

 — Ваша очередь, господин комиссар, — поднес он к нему ковш.

 — Отстать! — притопнул Шторх.

Солдат опять стоял с ковшом спирта, не зная, что делать. Герман Шторх отвернулся и смотрел на свой отряд. Солдаты кружками черпали спирт. Возле них чуть не вся деревня. Играла гармоника, плясали, пели.

У Шторха испуганное лицо. Он только сейчас понял, что теперь и защиты искать ему не у кого.

 — Что с ним делать? — обратился солдат к мужикам. — Не пьет!

Запьяневший старик приблизился к комиссару, потрогал его тулуп и невесть с чего спросил:

 — А как оно, господин хороший, это… учре–учре…

 — …дительное, — подсказали ему.

 — Оно, — улыбнулся мужик. — Теперь вроде выбрато?

 — Избрано, — брезгливо ответил комиссар.

 — А с землицей… как?

 — Воля Учредительного собрания.

 — Ишь ты воля–а. А мы, дураки–мужики, думаем, как бы оно малость не запоздало… Ма–а-алость, — вдруг ехидно и певуче протянул мужик, подмигнув. — Чу–уть, чуть!.. Одну то есть к–крошку!

 — Значит, отказная? — сердито спросил солдат. — Брезгаете народом? Русску богоро–одицу не чти–ите?! — вдруг завопил он чуть не со слезой. — Мужики, что делать?

 — Заставить! — раздалось вокруг.

Комиссар побледнел. Тут я вступился:

 — Почему ковш? Хватит чайной чашки.

Три мужика решительно направились к Герману Шторху. Он бросился от них в сторону, но его схватили за тулуп. Один протянул ему ковш. Комиссар помертвел.

 — Это шутка или?..

 — Аким, держи, заставим, — подошел солдат.

 — Я–а-а… вас под су–уд! — диким голосом завопил комиссар.

 — Ишь, чего–о. Всем Казанска — мать, а немцу вроде мачеха? Нашей простотой помыкает. Пе–ей! — приказал солдат.

Комиссар молча принял ковш.

 — До дна! — сказали мужики. — Духу набери.

Комиссар начал пить. Пил долго и мучительно. Вдруг качнулся, ковш выпал из рук, и он, как сноп, повалился. Мужики тут же подняли его.

 — С–слабова–ат. Видимо, в самом деле непьющий, — проговорил солдат, укладывая комиссара в сани.

35

В городе тихо и темно. Трехэтажное здание тюрьмы высилось над городом угрюмым замком. Вокруг тюрьмы толстая кирпичная стена.

Отряд остановился возле большого деревянного сруба.

 — Ефим, спрячьтесь тут и ждите нас.

Филя, Павел, матрос Роман и я тихо прошли на угол к конторе. Синий деревянный дом, огороженный палисадником; в одной из комнат виден огонек. Лампа где-то в глубине, возле задней стены. В окне мелькает тень.

 — Роман, посмотри в окно — один человек или еще кто?

 — Один. Толстый.

 — Он, — говорит Филя, — я его видел, на деревяжке.

Всматриваюсь и я. Да, один. Сидит за столом. На стене телефон. Вдруг во дворе тревожно залаяла собака. Качнулась тень начальника тюрьмы.

 — Роман, — шепчу я, — беги за ребятами. Выстрой их вроде караула.

Мы отошли в сторону. Как начать разговор? Поверит ли? Если не поверит, в дверях же и схватить его. Лишь бы открыл дверь.

 — Павел, коль войдем в комнату, стань возле телефона.

Из-за угла вышел отряд. Повернул на дорогу, остановился против конторы. Вновь залаяла собака.

 — Филя, идите и вы с Павлом к отряду. Станьте сзади.

Подхожу к двери конторы. Дверь плотная, широкая.

Легонько стучу… Стою, жду. Сердце замирает. Нет, не идет. Стучу громче… Шаги неровные, тяжелые. Скрипит деревянная нога начальника. Вот щелкнул крючок, шаги уже в сенях. Сейчас откроется дверь… Горло мне перехватило. Выдержу ли?

 — Кто? — спокойный голос за дверью.

Передохнув, тоже спокойно отвечаю:

 — Караул, гражданин начальник.

 — Какой караул? — спрашивает, не открывая двери.

Только тут я заметил в двери небольшое квадратное отверстие. Значит, начальник видит меня. Видит, наверное, и всех нас. Что делать?.. Я говорю смелее, решительнее:

 — Воинский прислал… усиленная смена.

 — Усиленная? Почему?

 — Ничего не знаю, — ответил я.

Молчание. Наверное, он все еще рассматривает нас.

 — Прикажете обратно, гражданин начальник? — решительно спрашиваю я.

 — Подождите.