Грязь вычищена, щели в столе зияют, как борозды. Я снял крышку стола, промыл доски и на полу начинаю насаживать их на поперечины. Стол теперь уже. Выступают поперечины. Ножом срезаю их, и вот стол в порядке: ни щелей, ни грязи.
Все это сделал молча. Молча и мать чинит мне синие домотканные портки, в которых я завтра предстану на экзамене.
— Ты бы волосы подстриг, — говорит она. — Сходи к Ивану, он живо ножницами…
Это верно: волосы у меня так отросли, что впору хоть послушником в монастырь.
Иван Беспятый большой охотник подстригать. Он усадил меня на табуретку, взял ножницы, которыми жена обычно стрижет овец, и позвякал ими над головой.
— Совсем аль подровнять?
— Подровнять, — говорю я.
— Давай совсем.
— Давай, — соглашаюсь я.
И зашумели над моей головой эти страшные ножницы. На колени и за ворот падают мягкие клочья. Остриг меня быстро, подал зеркало.
— Хорош? — спросил он.
Я едва узнал себя.
— Хорош, — говорю, — на татарина похож.
— Есть легкость в голове?
— Есть.
Вдруг спросил:
— Зуб у тебя какой-нибудь не качается?
— Коренной.
У меня действительно давно качался коренной. Он мешал есть и говорить. Я сам пытался его выдернуть, но боялся. Иван нашел суровую нитку, сделал петлю, приказал:
— Разевай!
Быстро нашел зуб, ловко забросил на него петлю.
— Завтра экзамен? — спросил он.
И не успел я ответить, как уже зуб мой выскочил вместе с ниткой. От удовольствия Иван засиял.
— На тебе твой зуб, — преподнес он его мне. — Другой вырастет на этом месте.
Я выплюнул кровь и шел теперь домой без волос и без зуба.
— Дья–а-аволыцина, — увидела меня мать, — с ума спятил!
Скоро заявился Павлушка. Подал мне книгу басен Крылова:
— Проверяй, читать буду.
На раскрытой странице была отмечена басня «Конь и всадник».
— Читай!
Зажмурив глаза, он тихо начал:
— Постой, постой: не «сам себе», а «некогда».
— «Сам себе» складнее. Я переделал.
— Ну, читай, коль переделал.
Мать принесла пахталку, вылила в нее сметану, скопленную, наверное, за месяц. Она решила «сбить» к завтрашнему дню масла, а на пахтанье замесить лепешек.
— Э–э, опять не так, — остановил я.
— И тут переделал, у него нескладно.
Я покачал головой. Какой смелый Павлушка! Басни Крылова переделывает!
Вошла Устюшкина мать, Елена, поздоровалась с моей матерью, взглянула на меня:
— Бри–иты–ый, — протянула она.
Мне стало стыдно. Вдруг и при Павлушке начнет говорить, чтобы меня и Устюшку, как вырастем, поженить. Но, видя, что мы заняты, она села против матери, которая уже пахтала, и о чем-то спросила ее. Павлушка все читал. Вот всадник хотел было вновь накинуть на коня узду, но ему не удалось, конь от этого еще пуще рассерчал, а потом и совсем сбросил с себя всадника. Конь мчался, как вихрь; на пути попался овраг, и в этот овраг он грохнулся и разбился насмерть.
Павлушка остановился, посмотрел на меня. Я смутно начал думать, к чему такая басня. И не заметил, что под черточкой были еще четыре строки. Их-то Павлушка, передохнув, прочитал залпом:
— Не ошибся я? — спросил мой товарищ.
— Ошибся, — ответил я ему.
— Где? — испугался он.
— Ты зачем ее выучил?
— Как зачем? Завтра на экзамене буду читать.
Все тело мое задрожало. Чего ни разу еще не было со мной, я стукнул кулаком по столу, испугав мать и мою будущую ненавистную тещу.
— Ты с ума сошел?
Павлушка тоже изумился. Таким злым он меня никогда не видел.
— Что ты? Что ты?