Повести

- Государь! При Борисе робят наших посылали в Любку, и нынче немцы из Любки о тех робятах бьют челом.

- То мне памятно, - проговорил Шуйский. - Еще сказывал я, што побегут робята, не станут они ихнюю грамоту учить.

- Читать ли, государь?

Царь склонил голову набок и приставил ладонь к уху.

- "Извещаем ваше царское величество, што мы тех робят учили,

поили и кормили и делали им по нашей возможности все добро; а они

непослушливы и учения не слушали, и нынче двое робят от нас побежали

неведомо за што... Бьем челом, чтоб ваше царское величество написали

об остальных трех робятах: еще ли нам их у себя держать или их к

себе велите прислать".

- Побежали! - радостно крикнул царь и часто, с кашлем и слезами засмеялся. - Эх, Борис! Не по-твоему вышло!.. А робят тех воротить!

В палате было светло. Февральская капель стучала под оконцем. Царь ходил из угла в угол, утирал рукой слезы и покрикивал:

- Побежали! Побежали!..

Боярин Колычев ввел немца и стрелецкого голову Хилкова. За ними медленно шел лютеранский пастор Бэр.

- Ну, - сказал царь, - клянись, дохтур, да поезжай! Погляжу я, кто из вас - ты ли, кашевар ли - проворней будет.

Бояре стояли с хмурыми лицами. Бэр записывал клятву. Немец говорил:

"...Богом клянусь извести ядом недруга царя Василия Ивановича и

всей Руси Ивана Болотникова; если же не сделаю того, а обману моего

милостивейшего государя Шуйского из-за денег, то пусть земля

поглотит меня живого... все земные растения... послужат мне не

пищею, а ядом; пусть я буду принадлежать дьяволу... мучиться и

казниться весь век...".

3

Болотников стоял в Калуге, над Березуйским оврагом, в доме, откуда шел подземный ход на Оку.

За рекою был стан Мстиславского. Рыжая муть костров и глухое кипенье табора застилали поле. По утрам в Калугу на стрелах прилетали грамотки. "Царевич ваш - вор, - писали воеводы, - бездельник Михайло Молчанов, сеченный при Борисе кнутом. И вы б за него не стояли".

Болотников обнес город тыном и рвами.

- У нас один глаз в феврале, другой - в марте, - говорили "воры", поглядим, каково воеводы будут наступать!

На поле под городом бояре сделали мосты на колесах, а за ними поставили туры - деревянные башни для заслону ратников. Сотники и десятники сгоняли с окрестных деревень крестьян, велели им рубить лес и складывать на мостах бревна и хворост. А "воры" днем и ночью копали землю над Березуйским оврагом - ветвили и ширили подземный ход...

На Оке пошел лед. В Калуге было много стругов и лодок с солью. "Воры" попытались уплыть, но воеводы поставили на плотах пушкарей - уйти не дали. А запасов в городе оставалось немного, и посадские люди начали роптать...

Ясным мартовским полднем в город сквозь стан пробрался холоп.

- Воевода где? - блестя черным от пороха и земли лицом, закричал он.

Его отвели к Болотникову. Иван стоял на обрывистом берегу. Вниз по всему полю торопливо, боясь упустить ветер, зажигали хворост.

Холоп подбежал:

- Воевода!.. К тебе из Путивля от Шаховского помочь шла. И догнали нас на Вырке-реке бояре. Мы крепко стояли. День и ночь, воевода!.. До света! И тут мочи нашей не стало. А был с ними комаринский человек, Сенька Пороша, што из-под Севска, из села ушел. И он-то молвит: "Запалим-де порох! Коли от своего огня не погибнем, государевой воды нам не миновать!..* А сам-то - на бочку, да и затропотит: "Эх ты, вор, комаринский мужик!.." И тут шибанула меня, землею накрыло, - не чуял боле себя... - Он помолчал и тихо промолвил: - Их, товарищей моих, на куски порвало!..

_______________

* Речь идет о распространенной в России XVII века казни - "посажении в воду", то есть утоплении.

Крик раздался внизу, у реки. Ратные зажгли хворост и двинули туры заслон. Но ветер внезапно стих, и огонь загас. В низкую дымовую завесу бойко ударили городские пушки.

Вечером седой длинноносый немец пришел из стана к Серпеечной башне и молча стал у ворот...

Его отвели в Приказную избу к Ивану.

- Здравствуй, Болотников, - радостно сказал немец, будто крылом взмахивая маленькой красной рукой.

Иван смотрел на него, хмуря лоб, не видя лица в избяных потемках.

- Царь Василий посылал кашевара тебя отравлять. Царь Василий и меня посылал с тем же делом. Но Фридрих Фидлер есть честный человек. Он не забыл твоей благородной услуги - как ты ему в Праге спасал жизнь.

- Правду молвит! - закричали "воры". - Сёдни кашевар приходил от воевод.

- Ну-ка, сыщем его, ребята!

- Поглядим на царское зелье!..

И они с бранью и криком выбежали из избы.

- Спасибо тебе, друг! - сказал Иван. - Не думал я тебя тут встретить.

- Я давно уезжал из Праги... В Москве все узнавал про тебя, про твои дела... Ну как, Иван, долго еще будешь воевать с царем Василием?

- Я - пахарь, пашущий землю, - тихо сказал Болотников, - пашу и буду пахать ее, доколе не родит она плод...

Утром "воры" повесили кашевара перед городскими воротами (у него нашли яд). В стане узнали и об измене Фидлера.

- Эй, немец! - кричали оттуда. - Такова честность ваша?

А калужане сходились к воротам, смотрели на кашевара и говорили:

- Лихо ремесло на столб занесло!..

С теплыми днями не стало в городе хлеба.