Повести

Ра-асцетали явини и груши...

- Вот теперь лучше, - сказал он. - Только не явини, а яблони, понимаешь? Сад, где яблоки.

- Да, понималь.

С усердием школьницы она начала петь «Катюшу», отчаянно перевирая слова, и оттого ему было

смешно и хорошо с ней, будто с веселым, ласковым, послушным ребенком. Он шел рядом и все время

улыбался в душе от тихой и светлой человеческой радости, какой не испытывал уже давно. Неизвестно

откуда и почему родилась эта его радость - то ли от высокого ясного неба, щедрого солнца, то ли от

картинного очарования гор или необъятности простора, раскинувшегося вокруг, а может, от невиданного

торжества маков, удивительно крепкий аромат которых наполнял всю долину. Казалось, чем-то

праздничным, сердечным дышало все среди этих гор и лугов, не верилось даже в опасность, в плен и

возможную погоню и почему-то думалось: не приснился ли ему весь минувший кошмар лагерей с

эсэсманами, со смертью, смрадом крематориев, ненавистным лаем овчарок? А если все это было на

самом деле, то как рядом с ним могла существовать на земле эта первозданная благодать - какая сила

жизни сберегла ее чистоту от преступного безумия людей? Но то отвратительное, к сожалению, не

приснилось, оно не было призраком - их разрисованная полосами одежда ежеминутно напоминала о

том, что было и от чего они окончательно еще не избавились. И тут, среди благоухающей чистоты земли,

эта их одежда показалась Ивану такой ненавистной, что он сорвал с себя куртку и прикрыл ее тужуркой.

Джулия перестала петь и, улыбнувшись, осмотрела его слегка загоревшие, широкие плечи.

- О, Эрколе! Геркулес! Руссо Геркулес!

- Какой Геркулес. Доходяга! - скромно возразил. Иван.

- Нон, нон! Геркулес!

Она шутливо хлопнула его по голой спине и обеими руками сжала опущенную вниз руку.

- Сильно, карашо, руссо. Почему плен шель?

- Шел! Вели, вот и шел.

- Надо бить фашисте! - она решительно взмахнула в воздухе маленьким кулачком.

- Бил, пока мог. Да вот. .

Подняв локоть, он повернулся к ней другим боком, и на ее подвижном личике сразу отразилась

жалость, почти испуг.

- Ой, ой! Санта Мария!

- Вот и Геркулес, - вздохнул он.

- Болно? - бережным прикосновением она осторожно пощупала огромный широкий рубец - след

ножевого штыка. Он решительно потер бок.

- Уже нет. Отболело.

- Ой, ой!

- Да ты не бойся, чудачка, - ласково сказал он. - А ну сильней.

Она никак не осмеливалась, и он, взяв в ладонь ее тонкие пальцы, надавил ими на шрам. Джулия

испуганно вскрикнула и прижалась к нему. Иван придержал девушку за плечи, и это короткое

прикосновение опять заставило его поспешно отстраниться от нее. «Нет, так нельзя! Нельзя себя

распускать! Надо скорее уходить».

- Вот что, - нахмурившись, сказал Иван, коротко взглянув на Джулию. - Надо быстрее идти,

понимаешь?

- Я, - согласилась она, усмехнувшись и с какой-то испуганно-затаенной мыслью глядя ему в глаза.

17

Они спустились по склону от верхней границы луга к его середине. Тут маки начали постепенно

редеть, уступая место другим цветам. Кое-где сидели скопления душистых незабудок, качались на ветру

колокольчики, от густого аромата желтой азалии кружилась голова. Местами в цветочных зарослях

попадались каменистые плеши, возле них всегда было много колючей щебенки, особенно докучавшей

его босым ногам. Иван начал осторожнее выбирать путь, поглядывая под ноги. Один раз перед его

глазами в траве сверкнула красная капля, он нагнулся - между зубчатыми листочками рдело несколько

крупных ягод земляники. Только он сорвал их, как рядом увидел еще такие же красные ягоды. Тогда Иван

положил тужурку, присел; Джулия тоже со счастливым криком бросилась собирать ягоды.

34

Их было много - крупных, сочных, почти всюду спелых. Иван и Джулия собирали и ели их - жадно,

пригоршнями, забыв о погоне и об опасности. Прошло немало времени, солнце передвинулось на

другую сторону неба и в упор освещало долину с перелесками и изрезанный извилинами расселин

Медвежий хребет.

Обливаясь п отом, Иван ползал на коленях, раздвигая руками траву, когда услышал позади шаги

Джулии. Он оглянулся и, вытирая лоб, сел на землю. Пряча в живых глазах лукавую усмешку, девушка

быстро подошла к нему, опустилась на колени и развернула уголок своей куртки. На измазанной

земляничным соком поле краснела рассыпчатая кучка ягод.

- Битте, руссо Иван, - нарочито жеманно предложила она.

- Ну зачем? Я уже наелся!

- Нон, нон. Эссэн! Эссэн!

Захватив в горсть ягод, она почти силой заставила его съесть их. Потом съела немного сама и снова

поднесла горсть к его рту. Ягоды из ее рук имели почему-то совсем другой вкус, чем съеденные по одной.

Он вобрал их в рот губами и шутливо прихватил зубами теплую душистую кожицу ее ладони.

Джулия озорно пригрозила:

- Нон, нон!