Повести

- Только осторожно!..

- Да ладно. Вы не беспокойтесь. Я тихонько...

- Да. И недолго...

- Ладно. Вот тут водички вам, - зачерпнув в кадке, боец поставил у изголовья жестянку с водой. - Если

пить захотите...

Утомленный трудным разговором, Ивановский прикрыл глаза, слушая, как Пивоваров вышел в

предбанник, не сразу, осторожно, отворил там дверь и плотно прихлопнул ее снаружи. Минуту еще

Ивановскому слышны были его удаляющиеся за банькой шаги, они быстро глохли, и с ними, казалось,

уходила какая-то надежда; что-то для них безвозвратно заканчивалось, не начав нового. Он стал ждать,

тягостно, упорно, вслушиваясь в каждый шорох ветра на крыше, каждый отдаленный в деревне звук; он

жил в тревожном скупом мире звуков, иногда заглушаемых собственным кашлем и глухим хрипом в

груди.

Постепенно, однако, слух его стал притупляться от усталости, вокруг все было тихо, и сознанием

завладевали мысли, которые причудливо ветвились во времени и пространстве. Похоже, он начинал

дремать, и тогда среди полубредовых видений выплывало что-то похожее на быль или его прошлое,

тревожившее и сладостно томившее его одновременно.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

92

До отхода поезда оставалось несколько последних минут, а она стояла на платформе и плакала.

Никто, видно, не провожал ее здесь, и никто не встречал, вообще народу в этот утренний час на перроне

было немного, и Ивановский, опустившись на ступеньку ниже, шутливо окликнул девушку:

- Эй, красавица, зачем плакать? Другого найдем.

Сказано это было из молодого озорства, дорожной, ни к чему не обязывающей легкости в отношениях

между незнакомыми людьми, которые случайно столкнулись и тут же расстаются, чтобы никогда больше

не встретиться. Но девушка уголком цветастой, повязанной на шею косынки смахнула слезу и бегло

скользнула по нему испытующим взглядом. Сзади за ним, держась за поручень, нависал Коля Гомолко,

оба они были в хорошем, приподнятом настроении и, казалось, любое на свете горе могли обратить в

шутку.

- А то давай к нам! До Белостока!

Девушка машинально поправила на тонкой шее косынку, снова скользнула взглядом по лицам двух

одетых во все новое военных парней, и на ее губах уже встрепенулась легонькая улыбка.

- А мне в Гродно.

- Какое совпадение! - шутливо удивился Ивановский. - Нам тоже в Гродно. Поехали вместе.

Не заставив себя уговаривать, она подобрала стоявший у ног чемоданчик и ловко ухватилась за

поручень уже отходившего поезда. Ивановский поддержал ее, и, несколько смущенная и обрадованная

таким оборотом дела, новая пассажирка поднялась на площадку.

- Билет, билет, гражданочка! - тут же потребовал от нее суетливый дядька-проводник, который с

флажками в руках спешил к выходу.

- Есть билет! Все в порядке! - тоном, не оставляющим тени сомнения, сказал Ивановский,

протискиваясь в вагон.

Он повел девушку в купе, где они размещались с Гомолко, неся в руках ее чемоданчик, показавшийся

ему до странности легким, скорее всего пустым.

- Вот, пожалуйста. Можете занимать мою. Я заберусь наверх, - с радушной легкостью предложил

Ивановский нижнюю полку и поставил на нее чемоданчик. Она послушно присела у окошка и не сразу,

преодолевая видимое смущение, тихо сказала:

- У меня нет билета.

- Что, не хватило?

- Меня обокрали.

- Как?

- Ночью. В поезде из Минска.

Это было хуже. Кажется, они взяли на себя ответственность не по плечу, тем самым нарушая строгий

порядок железных дорог. Но и отступать теперь не годилось. Игорь, взглянув на Николая, прочитал на его

грубоватом, всегда нахмуренном лице решимость стоять на своем, и сам тоже решился.

- Ничего! С проводником договоримся...

Но договариваться пришлось не только с проводником, но также и с ревизором, и с бригадиром

поезда, и переговоры эти закончились тем, что на следующей крупной станции, куда прибыл поезд,

Ивановский сбегал в вокзальную кассу и едва успел захватить последний билет на уже занятое ею

место. Билет был до Гродно, и девушка скоро пришла в себя, даже заулыбалась, окончательно пережив

свои злоключения. Оправившись от волнений, она оказалась общительной и, в общем, приятной

девчушкой, вскоре не без юмора поведавшей им о своем дорожном происшествии. Оказалось, что она

живет в Гродно и в Минск ездила к родственникам, которых никогда не видела, и тут такое несчастье в

вагоне. У нее все забрали из чемоданчика, кроме того, унесли плащик, жакет и, разумеется, деньги. Но

вот она спасена и очень обязана обоим за их великодушное участие и помощь.

- Да ну, о чем разговор! - отмахнулся Ивановский и перевел разговор на другое: - А вы давно в

Гродно?

- Там и родилась.

- Ого, значит, местная?

- Разумеется.

- И так хорошо говорите по-русски?

- А у нас всегда дома говорили по-русски. У нас отец русский и тетя, его сестра, тоже русская. Только

мама полька.

- А где вы учились?

- В польской гимназии. Русских же не было.

- А как вас зовут?