будто все больше овладевала им. Игоря тревожило, что, бесцеремонно окликнув ее в Барановичах, он
выказал себя человеком легкомысленным, склонным к мелким дорожным авантюрам и что она не могла
не понимать этого. Хотя никакого легкомыслия в том не было, была простая ребяческая игривость,
может, и не совсем приличествующая двадцатидвухлетнему выпускнику военного училища, только что
аттестованному на должность командира взвода. Тогда, на перроне, он толком и не рассмотрел ее,
только увидел - рассматривал он ее теперь широко раскрытыми, почти изумленными глазами, которые,
как ни старался, не мог оторвать от ее живого, светящегося радостью лица.
К концу дня, подъезжая к Гродно, он уже знал, что не расстанется с нею, - она все больше
очаровывала его своим юным изяществом и влекла чем-то загадочным и таинственным, чему он просто
не находил названия, но что чувствовал ежеминутно. О ее дорожных злоключениях они не говорили,
похоже, она забыла о них и только однажды озабоченно двинула бровями, когда переставляла на полке
легонький свой чемоданчик.
- И даже белила забрали. Папе везла. У нас теперь белил не достать.
- А он что, маляр? - не понял Игорь.
- Художник, - просто сказала Янинка. - А с красками теперь плохо. Раньше мы краски из Варшавы
выписывали.
Вечером поезд прибыл на станцию Гродно, и они, слегка волнуясь, сошли на перрон. Янинка,
размахивая своим пустым чемоданчиком, довела их до штаба армии, благо тот был ей по пути, но в
штабе, кроме дежурного, никого не оказалось, надо было дожидаться утра. Переночевать можно было
94
тут же или в гарнизонной гостинице. Лейтенанты, однако, не стали искать гостиницу и внесли свои
чемоданы в какую-то маленькую, похожую на каптерку комнатку с тремя солдатскими койками у стен.
Гомолко сразу же начал устраиваться на одной из них, что стояла под нишей, а Игорь, едва смахнув с
сапог пыль, поспешил на улицу, где на углу под каштаном его уже дожидалась Янинка. Она
обрадовалась его появлению, а еще больше тому, что он был свободен до завтра, и они пошли по
вечерней улице города.
За те два часа, что он провел в штабе, Янинка успела переодеться, и теперь на ней была темная
юбка и светлая шелковая кофточка с крохотным кружевным воротничком; твердо постукивали по
тротуару высокие каблучки модных туфель. Принаряженная, она казалась взрослей своих юных лет и
выше ростом - почти вровень с его плечом. Они шли вечернею улицей, и ему было приятно, то ее тут
многие знали и здоровались, мужчины - со сдержанным достоинством прикладывая руку к краям
фасонистых шляп, а женщины - вежливым кивком головы с доброжелательными улыбками на
приветливых лицах. Она отвечала с подчеркнутой вежливостью, но и с каким-то неуловимым
достоинством и сдержанно вполголоса рассказывала о попадавшихся на глаза достопримечательностях
этой нарядной, утонувшей в зелени улицы.
- Вот наша Роскошь, так она называлась при Польше. Ничего особенного, но вот церковь,
построенная в память павших на русско-японской войне девятьсот пятого года. Низенькая, правда, но
очень аккуратная внутри церковка. Я там крестилась. А дальше, смотрите, видите такие забавные
домики, вон целый ряд, с фронтончиками вроде гребешков. Это дома текстильщиков из Лиона. Еще в
семнадцатом веке богач Тизенгауз выписал из Лиона ткачей и построил для них точно такие дома, как во
Франции. А это вот домик польской писательницы Элизы Ожешковой, она здесь жила и умерла. Знаете,
писала интересные книжки.
Городок ему действительно нравился скромным, но обжитым уютом своих вымощенных брусчаткой
улочек с узенькими, выложенными плиткой тротуарчиками, отделанными каменными скосами и
бордюрами. На стенах многих домов густо зеленел виноград, некоторые из них до третьих этажей были
увиты его цепкими лозами. Но больше всего он ждал встречи с расхваленным Янинкой Неманом,
который, как она сказала, протекал тут же, разделяя город на две неравные части.
Возле готической громады костела улица сворачивала в сторону, они миновали торговые ряды,
городскую ратушу и вышли на угол, где под каштанами устроилась мороженщица со своей коляской.
Янинка, которая все время шла рядом, легонько тронула его за локоть.
- Игорь, можно мне попросить вас?
- Да, пожалуйста, - с полной готовностью исполнить самую невероятную ее просьбу произнес он.
- Знаете, я давно мечтала... Ну, в общем, мечтала, как... Когда меня парень угостит мороженым.
- Ах, мороженым...
Игорь почти ужаснулся, подумав, какой же он, в сущности, вахлак, как не догадался сам! Ему просто
невдомек было, чего могла пожелать здесь его богиня.
- Проше, паненко! Дзенькуе гжечнэго пана, - поблагодарила мороженщица, когда он отказался от
нескольких копеек сдачи.