Повести

— Чему тебя, старик, учили!.. Чему тебя только учили!.. Он тебе говорит, не наводит ли, мол, «разумность» всего того, что свершается в природе, на мысль о творце, а ты ему в ответ ни бе ни ме. Старый у вас, папаша, товар! — вот что надо было ему ответить. Еще Дарвин говорил, что после открытия закона естественного отбора никакого разговора о преднамеренном плане, иными словами, о творце в природе и быть не может. А после него–то наукой еще сколько сделано. Изменчивость живых организмов, наследственность, естественный отбор, приспособленность к условиям внешней среды — вот «творцы» гармонии и «разумности» в природе! Они, эти факторы, действуя совместно миллионы и миллионы лет, и создали ту гармонию, какую мы наблюдаем сейчас в природе. И просто разорваться от досады, что ты не одернул этого «пресвитера»! Теперь об ученых… Многие, говорит, великие ученые были верующими. Да, Ньютон, например, был верующим. Но его закон всемирного тяготения — это материалистический закон, он противоречит религии. Ньютон этим законом как бы запретил вторгаться в солнечную систему. Бог у Ньютона только «завел» механизм небесной машины, дал первый толчок, а потом уж обошлось без бога… Или Эйнштейна возьми. Он тоже вроде бы верил в бога. Но в какого бога! Вслед за Спинозой он считал, что бог — это природа (субстанция), а религиозное чувство — это чувство восторга перед мирозданьем!.. Вот если так смотреть на бога, тогда и мы с тобой тоже верующие (Климов кивнул головой), мы тоже благоговеем перед лесом, полем, горами и морем… При чем только здесь бог?.. Или тот же Дарвин. Он с детства был правоверным христианином, готовился в священники, изучал богословие в Кембриджском университете. Но в процессе своей двадцатилетней работы над «Происхождением видов…» отошел от веры в бога. В его книге впервые–то и было сказано, что является действительной причиной целесообразности в живой природе. На вопрос, почему он отверг христианство, Дарвин как–то ответил: «Нет фактических доказательств…» Понял ты? Нет фактических доказательств!.. Дарвин считал, что религия родилась из страха первобытного человека перед таинственными силами природы. Первобытный человек пытался умилостивить эти силы жертвоприношениями. А все мировые религии, полагал Дарвин, христианство, буддизм, ислам — выросли из этих древних дикарских представлений. И ты знаешь, что Дарвин сказал перед смертью? «Я совсем не боюсь умереть», — вот что он сказал! Это ли не последняя точка в его споре с церковниками, с верой в бога?.. Павлова тоже причисляют к верующим. А Павлов проник в святая святых человеческой, так сказать, души — в мозг! Это ли не смертельный удар по религии, по всем этим демагогам, рассуждающим о таинственной «душе»?.. А как он говорил о вере! Вера, говорил он, — это как костыль, подпорка для слабых духом… Циолковского тоже причисляют. А Циолковский так говорил о боге. Бог, мол, есть порождение человека. Человек создал представление о боге, чтобы посредством его объяснить то, чего не может еще объяснить разумом… И я поражаюсь, старик, что ты не выложил всего этого папаше! Я поражаюсь твоей неосведомленности… твоей неграмотности!

— Ну, ну… — оскорбился Климов. — Не забывай, что я тоже кое–что знаю и могу. Машиностроительный завод, например, могу спроектировать. Полностью! Со всеми потрохами. Начиная с выбора места строительства, кончая размещением станков, штатным расписанием, зарплатой работников и себестоимостью выпускаемой продукции. Один! Сам! Все рассчитаю, спланирую и спроектирую! — Климов даже кончиками пальцев дотронулся до своего лба, мол, голова у меня тоже на месте. — Создать завод — это тебе не баран начхал. Так что не очень–то задирай нос…

— Да ты не обижайся, старина, — поморщился Саня, — не лезь в бутылку. Я же за тебя огорчен и за то, что ты не дал по мозгам этому папаше–пресвитеру! Этому теоретику баптизма! Я, если хочешь знать, потрясен твоей историей. Я помню, ты говорил о какой–то студенточке… Но был уверен, что у тебя с ней давно покончено. А тут вон какие, оказывается, страсти… И я вот сейчас думаю, как же тебе помочь, как, действительно, отнять у них эту девочку?..

— В том–то и дело — «как»? — все еще сердито, но уже миролюбивее сказал Климов.