Повести и рассказы

- Эта сцена, - безмятежно улыбаясь, начал Андрей, - как раз доказывает, что между вами много общего… Иван Максимович прав!

- Дать тебе книгу? - спросила Зина.

- Эту трагедию я знаю наизусть. Парис говорит Джульетте: «Твое лицо от слез так изменилось. Бедняжка!» А она ему что отвечает? «Слез не велика победа: и раньше было мало в нем красы». Она для Ромео прекрасна! Ты понимаешь?

- Она просто скромна.

- Как ты!…

- Я - травести! - крикнула Зина. - Я умею играть только девчонок.

- А Джульетта и была девчонкой! Ей было четырнадцать лет, - радостно сообщил Андрей.

- Девочек в таком возрасте Валентина Степановна не пускает на некоторые спектакли, - сказал Иван Максимович.

- Представления о женском возрасте вообще изменились, - сказал Андрей. - Некоторые немолодые актрисы подходили ко мне: просятся на роль матери Джульетты. А ведь ей было лет двадцать семь…

- Что творилось в Вероне! - воскликнула Зина.

- Одним словом, так… Четырнадцатилетних в нашем театре играешь только ты, - четко и неторопливо резюмировал Костя Чичкун.

- И соотношение сил получается очень верное! - продолжал убеждать ее Андрей.

- Какое соотношение?

- Джульетта гораздо решительней и смелее Ромео. Ведь это она предлагает немедленно обвенчаться. И она решается принять снотворное… А ты гораздо решительней и смелее меня. Как видишь, все сходится!

- Но ведь я собираюсь участвовать в спасении спектаклей Петра Васильевича! - ухватилась за последний аргумент Зина.

- Андрей тоже будет делать и то и другое, - возразил ей Иван Максимович.

- Он окончательно согласился?

- Отступил перед неизбежностью. Ты тоже сдаешься?

- А Николай Николаевич? Он-то согласен на то и другое?

- Мы его очень просили. От имени дирекции. И общественных организаций… - Ивану Максимовичу было стыдно, что он так нажимал на главного режиссера. Вспоминая об этом, он страдальчески морщился, обеими руками обнимал свою большую, неказистую голову. - Что было делать?

Я предложил ему: «Тогда давайте соберем художественный совет. Пусть решает…»

- А он?

- Сказал: «Ну, если проблемы искусства вы хотите решать голосованием, я отступаю».

- Значит, все-таки отступил?! - возликовала Зина. Директор посмотрел на нее с грустью и осуждением.

- Я так скажу… Мне его было жалко, - тихо произнес Костя. - Но я подумал: сколько ребят каждый вечер приходит к нам в театр? Семьсот пятьдесят. В месяц, стало быть, более двадцати тысяч. А в год, если не считать летних месяцев, около двухсот тысяч! Вот и надо, подумал я, выбрать между этими ребятами и Николаем Николаевичем!

- И выбрал ребят? Ты молодец, Костя! - Зина похлопала его по плечу. - Мы тоже не зря тебя выбрали!

Николай Николаевич, войдя в директорский кабинет, впервые не поздоровался. Он судорожно поправлял свои манжеты.

Иван Максимович с неловкой поспешностью выбрался из-за стола и пододвинул главному режиссеру стул. Но Патов этого не заметил.

- Сегодня срывается вторая беседа из цикла «Мои встречи с великими режиссерами»! Хотя этот цикл был утвержден художественным советом, чему вы, Иван Максимович, придаете такое большое значение. Оказывается, что для наших с вами артистов встреча с Андреем Лагутиным интересней, чем с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, о котором я сегодня хотел рассказать.

- Просто с этим они работают…

- Чтобы добиться хоть каких-нибудь успехов с этим, они должны знать о том. Что происходит? В репетиции участвуют пять человек, а в зале сидит вся труппа!

- Они соскучились… - тихо произнес Иван Максимович.

- По Андрею Лагутину?!

- По работе… Вы меня простите, конечно.

- Работа артиста слагается из многих компонентов. И один из главнейших: беспрерывное постижение опыта корифеев. Без этого в актерском организме наступает авитаминоз!

- Но ведь чем больше человек потребляет витаминов, тем больше ему хочется ходить, двигаться, действовать…

- Я не думал, что вы поймете меня так буквально. С такой балабановской прямолинейностью! Кстати, балабановщина вообще затопила наш… или, вернее сказать, ваш театр. «Служенье муз не терпит суеты!» - это известно даже младенцу. А тут все бегают, носятся: из зрительного зала - в репетиционный. И обратно… «Тем, кто спешит, грозит паденье». Это строка из «Ромео и Джульетты», кстати сказать.

- Что поделаешь? Они соскучились… Застоялись! Простите меня за грубое выражение.

- Что же, мои беседы вообще отменяются?

- Видите ли, после застолья…

- Какого «застолья»?

- Так у нас в театре называют репетиции, происходящие за столом.

- И вас не оскорбляют эти ресторанные термины?

- Я привык к этому слову. Может быть, оно неудачно. Но дело не в нем. Дело в самом деле… В работе… Комитет комсомола попросил меня, чтобы репетиции «Ромео» и работа над старыми спектаклями шли параллельно. В двух наших залах. Утром и вечером.

- У меня возникло одно предложение. Вполне рационализаторское, - скрестив руки на груди, произнес Николай Николаевич.

- Какое, а? Я вас слушаю.