Но Озеров уже нажал курок. Пистолет негромко хлопнул несколько раз, и тело Волчанинова начало медленно оседать на пол. Дальнейшего Озеров не увидел: отшвырнув пистолет, он ушел к себе в комнату, а через несколько минут все происшедшее приобрело какую-то отчужденность, словно случилось не с ним, а где-то было прочитано или увидено в кино. Словно не было совсем в его жизни ни далекого города на Рейне, ни дяди Мики, ни автоматического пистолета с глушителем. Даже волнения не было - наоборот, какое-то чувство облегчения наполняло его, дышалось легко и думалось беззаботно, как в детстве.
И вместе с тем в нем подымалось, росло, тревожило и требовало каких-то важных решений другое чувство - желание покончить с браслетом, с единоличным владением этой лампой Аладдина, с одинокими прогулками по глобусу, с их неразделенными радостями и неоправданным риском. Конец дяди Мики был последним приключением, которое привело Озерова к сознанию его ответственности перед государством и обществом. Он понимал, что обладает секретом огромного научного значения, может быть государственной важности, и что новая Шехеразада должна была придумать и новый конец его сказки. "А я знаю эту Шехеразаду", - весело подумал Озеров и взглянул на часы. Было около одиннадцати. "Хмелик, наверно, еще не спит. Хорошо бы поймать его одного".
И Хмелик, к счастью, был совсем один, сидел у того же стола, на который с неба свалилась к нему нитка жемчуга, и что-то писал. Озеров вошел к нему, как Мефистофель к Фаусту, и остановился у стола, ожидая привычной реакции на чудо.
Но ее не последовало. Хмелик не вскочил, не разинул рта и не выпучил глаз; он просто поднял голову, критически посмотрел на него, оглянулся на дверь, сразу поняв, что этим путем Озеров войти не мог, и спросил:
– Ты не галлюцинация?
– Нет, - улыбнулся Озеров, - это я сам.
– И не привидение?
– Кентервильское привидение у Оскара Уайльда жаловалось на ревматизм, - со вздохом произнес Озеров. - Я тоже хочу пожаловаться.
– И тоже на ревматизм?
– Нет, на чудеса. Например, я только что убил человека.
– Бывает, - сказал Хмелик. - Садись, старик. Рассказывай.
ГЕОМЕТРИЧЕСКИЙ ПАРАДОКС. ПОИСК В СЕВЕРНОМ МОРЕ
Озеров рассказал. Рассказчик он был плохой, то и дело путался, повторялся, мямлил и все время подозрительно и с опаской поглядывал на Хмелика: поверит ли? Он словно пристреливался к слушателю, повторяясь так часто, так упорно возвращался к совсем уже несущественным деталям, что даже железный Хмелик не выдержал и улыбнулся.
– Не веришь? - насторожился Озеров.
– Почему? - пожал плечами Хмелик. - Верю.
– А улыбаешься.
– Медлитель ты. Типичный. Открыл второстепенные свойства браслета и умиляешься. Главное же не в этом.
– Перехожу к главному. Между прочим, оно с тобой связано.
Если Озеров рассчитывал удивить Хмелика, то он опять ошибся.
– Знаю, - сказал Хмелик и бросил на стол злополучную нитку жемчуга. - С этого все и пошло?
– С этого?
– Где взял?
– Где-то в Лондоне. На витрине. Потом не мог вспомнить где. А тут ты подвернулся с Валей.
– В синей каемке?
– Потом в оранжевой.
– Понятно, - усмехнулся Хмелик, - нуль-переброска украденных ценностей.
– Почему же ты не загнал?
– Между прочим, красная цена этой цацке три рубля. Дешевле "Столичной".
– А как же золото?
– Оно той самой пробы, которую негде ставить. Валяй дальше.
Дальше пришлось рассказать о ящерице и о приключении в Рио. Хмелик поморщился. Зато конец дяди Мики вызвал у него поощрительное оживление.
– Неужели выстрелил? Врешь!
– Честное слово.
– И попал?
– Как будто. Я не дожидался… - Озеров не удержался от вздоха.
Хмелик захохотал:
– Неужто жалко?
– Ну, знаешь… все-таки убить человека!
– Во-первых, ты не знаешь, убил или только ранил. А во-вторых, это не человек. Клопов морят, гадюк давят, а таких вешают. А тут вместо петли пуля. Даже гуманно. В общем, не будем задерживаться на сей полезной для человечества акции. Закругляйся.
– Все.
– Что - все?
– Последний опыт. Кентервильское привидение в гостях у физика. Теперь ты знаешь не меньше меня.
– Но и не больше. - Хмелик оттолкнулся от кресла и зашагал по комнате. - Чем дальше мы ушли от пресловутого Аладдина? У него лампа, у нас браслет. Он тер ее тряпочкой и получал, что заказывал. Ты крутишь браслет и получаешь примерно то же. Словом, в руках у тебя устройство, о конструкции и принципах работы которого мы знаем только то, что оно настроено на твои биотоки и создает в реальной действительности физически достоверный геометрический парадокс.
– Почему парадокс?
– А по-твоему, не парадоксально то, что пространство, которое ты считаешь плоским, искривляется настолько, что любые две его точки соединяются в одну, притом с полнейшей физической достоверностью.
– А почему браслет не снимается?