— Ты веришь в потусторонние силы?
— Не понял! Кто говорит? Ты, старик?
— Да, я.
— Старик, что с тобой? Ты не рехнулся, так сказать, на почве ссоры? — по голосу Филина Генка понял, что того не оставил равнодушным его вопрос. Филин отнесся более чем серьезно к словам друга.
— Да ничего. Все нормально. — Генка не понимал что делает. Бросил трубку и опять побежал в комнату, чтобы упасть на кровать. Через полчаса Филин сидел перед Генкой в радикулитной позе на подставленном к кровати стуле.
— Так что же все–таки случилось? Не тяни, как говорится, за душу. — Филин горячился. Безуспешно пытаясь разорвать пачку с сигаретами, другой рукой тряс приятеля за плечо. Глаза Генки отчужденно сверкали.
— Честно говоря, мне позвонили с того света… Лена…
— Что?! — в свою очередь выпучил глаза Филин, враз выпрямившись на стуле.
— Мне позвонили с того света, звонок из преисподней, — настойчиво повторил Ткачук. — Понимаешь, со мной говорила Лена. Я слышал ее голос, как слышу сейчас твой. Ошибки быть не могло. Честно говоря, она даже смеялась, как тогда, в мае два с половиной года назад. — Он смотрел в потолок, говорил смутно, скоро и путано, кусая нижнюю губу, и хрустел пальцами.
— Старик, ты точно рехнулся — Филин тягуче вздохнул. — Спустись на землю. Какие силы?
— Это была она… она… — бессвязно бормотал Генка.
— Но ты же был на похоронах?
— Я был на могиле, а на похоронах не был, и никто не был из наших.
— А Ирка?
— Ирка? Ирка не знаю, она молчит.
— Старик, тогда я ничего не понимаю.
— Я, честно говоря, тоже.
— Тогда может кто–то пошутил, а ты просто вспомнил… и, так сказать, внушил все себе?
— Да некому шутить! — зло перебил Ткачук, хрустя пальцами. — Ну, что дурак? Дурак что ли совсем?
— Причем здесь дурак? Не дурак… тебя запросто разыграли.
— Я не верю.
— Тогда это, происки империалистической разведки, — высказал Филин шутливое предположение.
Оба юноши замолчали. Один лежал в прежней позе парализованного, глядя на паутину в углу потолка, как будто там мог прочесть разгадку происшедшего. Другой — скрючился рядом на стуле и не спускал с друга задумчивых глаз.
— Ладно, завтра все прояснится. Я ей встречу назначил.
— Где и когда? Старик, я иду с тобой.
— Зачем? Если это Лена, то вряд ли она встретится с обоими. Если она не Лена, то тем более, ничего страшного. Идти должен я один.
— У–у–у. А что если это… та компания. — Филин неопределенно повел подбородком, — захочет с тобой расквитаться. Вдруг тебя, так сказать, обвинили в ее гибели? Ты об этом подумал?
Не вижу цели. Я ничего им плохого не сделал.
— А та противная рожа? Не помню, на «Х» кажется…
— Хомяков?
— Угадал, старик.
— Да нет, Серега, честно говоря, обо мне забыли. Так что, спасибо, но один.
— Хорошо, старик. Один так один. Только возьми себя в руки. И раз посвятил меня, то держи в курсе, я жду твоего звонка. Очень жду.
Ткачук на такси несся к «Нектару». Он пытался представить возможную встречу с Леной и ни с кем другим встретиться не рассчитывал. «Или она, или никто!»
Машина резко затормозила у знакомого места: узкая, блестящая булыжная улочка, стесненная древними строениями, магазин–салон для новобрачных. Генка расплатился и выскочил из такси. У бара никого не было. Злой февральский ветер пронизывал насквозь. Генка топтался на тротуаре и не сводил горящих глаз с сияющих дверей заведения, где когда–то провел вечер с Леной.
— Кабальеро, вы никого не ждете?!
Он оглянулся. Перед ним стояла девушка. Захватило дыхание. Черная длинная куртка, заправленные в сапоги джинсы. Голова тонула в пушистой лисьей шапке с болтающимся сбоку хвостом.