Повести и рассказы

— А я не люблю, когда темнят! — зло прошипел Филин и грубо толкнул Ольгу к стенке. — Или ты сию же минуту… — Филин дыхнул табаком и железно поставил точку. — Или тебе будет очень, как говорится, плохо! Считаю до трех… Время шло, уже два… Два с половиной…

«Три» Филин сказать не успел. Страшный удар в горло ребром ладони самой скромной девушки в мире привел его в шоковое состояние. В лицо вонзились хрупкие пальчики, еще минуту назад казавшиеся тонкими и такими нежными, что хотелось их пригубить, и, оставляя глубокие борозды от ногтей, соскользнули по щеке.

«У–у–у-х, ты…»

А самая скромная и загадочная девушка в мире поспешно растворилась в снежной пелене.

… — Серега! Кто тебя оприходовал? Где Оля?

— Старик, эта Оля и есть виновница звонков?

— Что ты, Серега? — еще больше изумился Генка. — Я шел на этот вечер в ужасном состоянии и решил развеяться. Случайно встретив их по дороге, предложил пойти со мной. Такие скромницы!

— Чайник! Чтоб я с тобой связался? У–у–у…, — Филин стучал кулаком по голове, обращая этот знак Геннадию: «Болван».

На отчаянный писк она оглянулась. У угла школы, взявшись за руки, лихая, не остывшая от снежной баталии пятерка разнузданных мальчишек подступала к конопатой девчонке. Еще секунда, и кольцо сомкнется. Светлана неторопливо заправила косичку под заячью шапку.

— Эй, сопляки! — уничтожающе звонко крикнула она. Ребята оторопели, изумленно разглядывая синюю курточку и красный полусапожки, отороченные сверху белым мехом. — Может и мет пощипаете?

Молчание и сопение. Воспользовавшись заминкой она подошла к конопатой, заботливо, как мама, взяла под руку, язвительно бросив пристыженным сверстникам: «Бабники!», и потянула за собой.

Они переглянулись, стало стыдно, что уступили девчонке, но никто, как видно, не собирался утверждать пошатнувшийся статус, пустив в ход только шуточку из набора мальчишеских подколок. Лучше отстать, чем задеть «психованную». Иначе завтра в классе она, не заботясь о последствиях, зафинтит пощечину или закатит грандиозный скандал, от которого впору под парту прятаться. Да и попробуй тронь — горя не оберешься — черт знает, кто за нее ввяжется.

Каждый из пятерки ждет слов другого, а две фигурки тем временем размахивая портфелями, притворно равнодушно, потому как хочется смеяться, смеяться и ликовать, выпадают из их поля зрения.

Самонадеянности и доброго нахальства с детства ей было занимать. Гораздо раньше одноклассниц убедившись в своей красоте, нисколько не стесняясь, а сознавая и демонстрируя это превосходство, Светлана, гордясь собой, запросто затыкала рот любому пацану, словом, умела постоять за себя.

Отец ее неблагоразумно баловал. Положение позволяло ему к началу занятий подвезти дочь к школе на машине, устроить громкое день рождения. Когда отец изменял матери, и это ей становилось известно, в доме от ругани трескался потолок, и Светлана эти минуты проводила в детской, дергая мочку уха, забравшись на кровать, и силилась понять, почему мама не поладит с папой. Но отлично знала, что если папа обидит ненароком, то мама вступится наперекор мужу, а если мама, то папа приласкает. И в душе снисходительно посмеивалась над ними.

А чаще она уходила из дому. И злые языки: имея ввиду ее отца, проницательно изрекали: «Высоко птичка вспорхнула, как бы камнем не упасть, но причем же ребенок?»

По натуре Светлана росла бесшабашным, бойким корсаром с косой, как ее нарекли соседи. Любопытно отметить, что ей это очень нравилось. Эмоциональная, она всегда хотела выделиться. Мнение, гулявшее о красоте, лично ее не устраивало. И Света «искала» себя: первой во дворе крутилась вечерами с парнями, научилась играть на гитаре, поменяла платье на брюки, закурила. Это объяснялось еще и тем, что в школе она училась средне, а некоторые «расфуфыренные матрешки», как о на метко окрестила «тихонь», здорово обогнали. Тут она, конечно, не посмеивалась над тайной завистью, но всякий раз, когда учителя внушали, что пора бы поднажать на учебу, строила глазки, улыбаясь краешком губ и неустрашимо конфликтовала, как подобает девушке с характером, рано познавшей сладость провожающих взглядов, шепоток за спиной и открывшей собственное превосходство.

Этот же поиск привел ее в художественную школу, откуда выгнали Ирку. И там же Светлана познала радость труда. И ничто: ни компания, ни родители, ни легкость поведения не смогли испортить ее. Как и многие в ее годы, она мечтала о возвышенном и прекрасном, о профессии, к которой потянется душа, и, одновременно играла в любовь, находя в ней радость и интерн, скрашивающих унылую текучку будней для ее экспрессивной, широкой натуры, неподатливой для ограничения.