Повести и рассказы

Она зачитывалась классикой, чтобы щегольнуть перед парнем, а то и перед девчонкой, и посадить в лужу под общее приветствие. Впоследствии, рассказывая об этом, Светлана всегда говорила: «Ой, кабальеро! Не наезжай мне на больную мозоль», подразумевая — не берись со мной спорить, умерь нетерпение, «уберись к дьяволу» или поищи другую, которая бы превознесла тебя. И даже для единиц это напутствие оказалось бы счастьем, потому что Светлана могла нарушить однообразие контуров любого жестоким: «Кретинос идиотос!» И ему бы ничего не оставалось, как оплеванным на глазах толпы убраться подальше от «ведьмы», но если человек нравился ей, если вызывал к себе интерес, Светлана могла от избытка чувств, не таясь, поцеловать его.

Эта психология с утонченностью временами приобретала в ней черты мании величия. Тогда она дергала серьгу на правом ухе, лицо выражало гамму мучений и радости, поза — общеевропейский стандарт, и в мыслях она возвышалась до королевы, чей титул предусматривал право казнить или миловать. Однажды на вечеринке школьного товарища, накануне майских праздников, она выкинула следующий трюк.

Светлана давно заметила, что вообщем–то замечательный парень Юстас сохнет по ней, но не решается признаться. Потому ли, что считал ее недосягаемой, или потому, что принижал себя — ясна дело: цель из области фантастики — Светлана сочла благоразумным разубедить парня, но когда не помогло, пустилась на хитрость.

… Под музыку «Стренглерс» в комнате — мечта обывателя обнявшись, вращались пары. Светлана стояла опершись о подоконник, полуфетом и, стараясь умерить нетерпение, чтобы не перебить парня, внушавшего ей идею о том, что пора бы сняться в каком–нибудь кинофильме, кусала губы. Обычно нетерпение в разговоре ярко выражают мужчины, но Светлана относила себя к их числу. Переводя взгляд с бредившего кинематографом парня на Юстаса, она уловила, что последний хотя и отвернулся, в течение милой глупой беседы, пожирал ее глазами. «Хороший парнишка, но идиот. И никогда с ним не будут считаться, не настойчив и не наглец».

Светлана стрельнула глазками и улыбнулась краешком губ. Юстас тоже улыбнулся. Покачивая бедрами, девушка как бы нехотя, подплыла к парню, без слов уселась на колени, обхватила pyками шею. Челка упала на его лоб. От неожиданности Юстас слегка покраснел. «Светлана, ты бесподобна!» Он провел пальцем по ее бархатистому ушку. «Дудки!» Она опять состроила глазки. Какая ложь… Но кому не приятно ее слышать? Она–то знала о чем думал он, а он думал, что все они, как и Светлана, актрисы бульварного театра, и суть их всегда одна, и при желании она не устоит от соблазна того, что может сделать он. И чтобы проверить догадки, Светлана задумала в своей игре подстроить сцену, чтобы он убедился в своей близорукости.

Импульсивно вздымалась выпиравшая через футболку грудь. Она развязно лепетала, по–прежнему улыбаясь краешком губ.

— Золотко, уходим в сад?

«Сопляк! Как же ты глуп! — думает она, а вслух:

— С удовольствием…

Чуткая тишина. Безбрежное небесное полотно, утыканное крупными бусинами заветных звезд, раскинуто над певучим дремлющим садом. Дрожит пахучий прозрачный воздух, словно пойманный в клеть, переплетавшихся искрящихся ветвей на фоне светящихся окон.

Обняв Светлану за талию, парень идет по аллее, меж деревьев, старательно отстраняя рукой попадающиеся блестящие ветки. Страстно целует ее, она также страстно отвечает. Он что–то возбужденно шепчет и в ответ — ее возбужденный шепот.

«Давно меня не носили на руках».

— Ох… Еле ноги держат…

Обалдевший, он безоговорочно подхватывает ее и несет по сонному саду. Встает, садится на мокрую лавку под развесистую яблоню. Ее упругие пальчики вздымают пучину его волос. Рука Юстаса пробирается под футболку к ее притворно восторженной груди.

«Довольно».

— Эй, носильщик! Покорно благодарю!

Она достает из заднего кармана бананов леденец и протягивает опешившему парню:

— Это вам на чай! Дальше я донесу свои прелести сама!..

Последние дни Генка прожил, заблудившись в молочном тумане. Каждый вечер он ждал звонка, словно он мог раскрыть тайну или дать хоть какую–нибудь зацепку.

Мягкий снежок нежно садился на лицо и таял от тепла человеческого тела. Геннадий не сопротивлялся его липучести, не ежился, а шел, высоко задрав голову, открывая лицо зимней, сухой влаге. Снег падал перпендикулярно. Ветер не смел нарушать его грациозного падения…

…Под вечер он сварил себе кофе. Уселся в кресло перед телевизором и обнаружил записку, в которой мама сообщала, что ушла с отцом в кино. Будут поздно. С экрана телевизора смотрело злое лицо преступника, вступившего в схватку с детективом. Генка медленно процеживал, смакуя горячий напиток. Молоточек звонка телефона забился от электрического импульса. Ткачук опять почувствовал дрожь и сорвался с места. Схватив трубку, прислонив к уху, заметив, что сердце остановилось. Ничего не говоря, он ждал голоса.

— Геннадия позовите, пожалуйста.

«Это она», — мелькнуло в голове Ткачука. — Да, я слушаю. Это ты, Лена? — он говорил быстро, запинаясь от скорости о каждую букву.