Разнесся слух, что подходит поезд с пленными. Говорили, что целая дивизия сдалась. Другие говорили, что батальон или что два полка. Уже знали, что среди солдат славян много, и что они совсем, как наши, а офицеры сидят злые-презлые. Говорили, что один офицер в санитара стрелял и убил. Тот, будто бы, подошел к нему на поле после битвы, нагнулся, а пруссак в него прямо в упор выстрелил.
– Вот звери! – восклицали простодушные слушатели.
Спрашивали:
– Что ему будет?
Другие, с видом знающих, отвечали:
– Известно что, – расстреляют.
Поезд пришел, и в самом деле привезли пленных пруссаков, пять офицеров и сотни полторы рядовых. Зоркая Александра, идя по платформе, увидела в окне одного вагона надменное лицо пленного офицера. Он быстро отвернулся, но она была уверена, что это – Шпрудель. Вернулась в зал. Лицо Раисы было бледное и испуганное, словно и она знала об этом. Александра отвела ее в сторону и зашептала:
– Можешь представить, я видела Гейнриха. Думаю, что не ошиблась. Он взят в плен.
– Саша, милая, не говори об этом Людмиле, – просила Раиса. – Пойми, Саша, им лучше не встречаться. Если я даже говорю неправду, то все же теперь, после всех этих ужасов…
Александра сразу поверила в Раисин сон, и тоже думала, что было бы лучше, если бы Людмила не видела Шпруделя. Она быстро глянула туда, где осталась за столиком Людмила, – хотела под каким-нибудь предлогом увести ее в город. Но Людмилы там уже не было. Сестры тревожно переглянулись.
– Надо ее поискать, – сказала Александра.
Обежали всю станцию, – нигде Людмилы не нашли. Вдруг Раиса вскрикнула:
– Саша, смотри, они уже встретились!
В кабинет начальника станции входил Шпрудель, сопровождаемый двумя солдатами с ружьями. За ним шла Людмила, и с нею молодой поручик, сопровождавший пленных. Он говорил Людмиле:
– Только на пять минут. Я беру на себя большую ответственность. Только имя вашего доблестного отца заставляет меня исполнить ваше желание.
Людмила и Александра вошли за ними. Дверь захлопнулась. Шпрудель холодно поклонился им. С выражением необычайной надменности он сказал поручику:
– Напрасно вы берете на себя эту ответственность. Заметьте, что я не давал вам слова.
Поручик спокойно ответил:
– Ну, убежать вам не удастся. Здесь солдаты.
И отошел к окну. Людмила обнимала Шпруделя и говорила:
– Гейнрих, как я рада, что ты не ранен!
– Я в отчаянии, – сухим, неприятным тоном говорил Шпрудель, – что мне пришлось встретиться с тобою в такой обстановке. Но, когда я тебе расскажу, ты увидишь, что у нас не было никакой возможности пробиться. Мы все же исполнили свой долг и сделали то, что нам было поручено.
Этот тон и эти слова раздражали Раису. Она подошла к Шпруделю и спросила:
– Шпрудель, что вы сделали с Сережею?
Людмила вздрогнула и с испугом глядела на Раису. Александра тянула ее за рукав и шептала:
– Раиса, молчи!
Шпрудель холодно и надменно глянул на Раису и сказал:
– Я не видел вашего брата, Раиса.
– Вы его убили! – кричала Раиса.
– Странное обвинение! – пожимая плечами, говорил Шпрудель. – Я сам готов был отдать свою жизнь. Дочь воина, вы имеете странное представление о войне.
Людмила заплакала. Говорила:
– Милый, не слушай ее. Эта война – такое несчастие! Мы все потеряли головы.
Шпрудель отворачивался от горящего взора Раисы. Он вспоминал рассказы о Раисиных снах, – в России он привык на все обращать внимание, – и теперь его самоуверенность колебалась холодным ужасом. Он думал, что эта взбалмошная девушка, пожалуй, и в самом деле ясновидящая. Ведь никто же не мог рассказать ей того, что случилось с ним третьего дня. Даже и его совесть была смущена воспоминанием о смерти Сергея, того славного юноши, который любил его, как любил всех, с кем встречался. Он бормотал, пожимая плечами:
– Но все же, – такие слова! «Голова должна воспитать сердце».
На платформе слышались чьи-то крики и рыдания. Поручик подошел к двери и пропустил Екатерину Сергеевну и старуху с плачущею дочерью, которых сестры заметили еще вчера. Девушка, рыдая, кричала:
– Он! Это он!
– Кто он? – спросила Александра.
– Он, этот прусский офицер, приказал расстрелять моего отца!
– Сумасшедшая! – презрительно сказал Шпрудель.
Старуха старалась успокоить девушку.
– Пойдем, пойдем, милая! – говорила она.
Заметив, что Александра и Раиса смотрят на них с участием, она говорила им полушепотом:
– Немцы обижали ее, ну, конечно, старик заступился, ударил немца, ну, конечно, его и расстреляли. Что делать, война, мы это понимаем, ну, а она все плачет.
– Этот самый офицер? – спросила Александра.
Старуха плача говорила:
– Этот, не этот, что тут, – старика убили, не вернешь. Торговлишка была, все сожгли, разграбили, как сами живы остались, не знаю. Что на нас, только то и осталось. И уж как только выбраться удалось, не пойму. Конечно, здесь отдохнули немного, ну, а вот девушка все плачет. Пойдем, пойдем, милая, – говорила она девушке.
Раиса спросила Шпруделя:
– Отчего же вы не скажете, правду ли говорит эта девушка?
– Я не обязан отвечать на нелепые вопросы, – со злостью сказал Шпрудель.