Повести и рассказы

Пенсионерки сёстры Ветвицкие, Ия и Зоя Антоновны, три года назад уже видели призрак убившегося по их вине негра: он неприкаянно бродил вокруг дома номер четыре. А сейчас он, видимо, пришёл забрать их в преисподнюю. Сёстры готовили к зиме свои грядки — выдирали корни и стебли, рыхлили и унавоживали землю, когда перед ними вырос и встал с немым упрёком чёрный силуэт. Призрак был худой и высокий. Страшно вращая глазами, он с ужасом и отчаянием смотрел на своих губительниц. Когда огородницы начали орать, призрак повёл себя несолидно: трусливо, как заяц, забегал по крыше, спотыкаясь о ящики и опрокидывая бутылки с мочевиной.

— Это сын его, сын! — твердил Коля старухам. Несмотря на пережитое потрясение, они начали быстро приходить в себя.

— Хулиганы... хулиганы, — тихо скрипела, как старая яблоня, Зоя Антоновна.

— Принесите успокоительного! — взвизгнула Ия.

— Дружище, это не входило в мой бюджетный план, но нам придётся заглянуть в аптеку, — сказал Коля, спустившись с крыши.

Пока они искали аптеку и стояли в очереди, сёстры переместились в квартирку-оранжерею, выпили по стаканчику кагора с кипяточком и вызвали милицию. Хулиганы отдали старухам мешок с валерьянкой, корвалолом, валидолом и, чудом разминувшись с участковым инспектором Глазовым, покинули дом с гробами.

В магазине Коля с Ганей разглядывали витрины с унылыми коробочками, в которых сидели, пригорюнившись, засохшие суши, рис с морковочкой под названием «Плов», салаты «Здоровье» и «Мимоза» с увядшим листиком петрушки. Ганя хотел есть и пить. Коля хотел выпить и закусить. На убегающих к потолку полках стояло множество разнообразных напитков и консервных банок с красивыми этикетками. «Возьму, пожалуй, “Три топорика” и ветчину. Нет, жарко, — пива и кальмаров. Нет, зябко, — малёк и кильку», — думал вслух Коля. «Определяйтесь, мужчина!» — нетерпеливо сказала продавщица с зачёсанными назад рыжими волосами и серёжками в виде луны. Промучившись ещё минуту, он купил навагу в томатном соусе, бутылку хереса, круглый ржаной хлеб, плавленый сырок, кефир и мороженое.

Ганя был рад оказаться вдали от автовских домов. Широким шагом, раздирая ботинками травяной ковёр, шли они с Колей вдоль речки Красненькой, несущей свои вонючие воды к Маркизовой луже. В бензиновых пятнах плыли ондатры. На топких берегах сидели лягушки — неподвижно, поводя лишь одними глазами, как старухи на скамеечках. По стволу поваленной ивы Коля с Ганей перебрались через речку и вступили в обширные пустыри Угольной гавани.

Это было удивительное, сказочное, таинственное место. По заброшенному, заросшему полевыми цветами железнодорожному пути Ганя с Колей дошли до сверкающей синим яхонтом финской воды. Вдоль заболоченного берега раскинулось огромное кладбище кораблей. Над ним с пронзительным криком метались чайки. По пояс, по плечи, по горло в воде стояли забытые гиганты. Ветер влетал в железные остовы, и гиганты скрипели, гудели, стонали, пели моряцкие песни, вспоминая былые деньки. На ржавых корпусах росли деревья, из щелей торчали пучки жёлтой травы. У самого берега подъёмный кран завалился набок. Он вытянул длинную шею навстречу закатному солнцу, на его морде гнездились птицы. Один корабль затонул полностью — только нос торчал над водой. «Всё. Умер “Летучий голландец”, надо помянуть», — сказал Коля, доставая бутылку. Ганя нашёл кусок фанеры. Они сели. Молча смотрели на закат. Последние лучи скользили и прыгали по ржавому железу, стараясь согреть и утешить грустных гигантов. Вдруг Гане почудился запах дыма. Он оглянулся. Над странной конструкцией, судя по всему, бывшей когда-то грузовиком, вился дымок.

— Коля, там кто-то есть!

— Там, тадададам, тадам, тадам! Житель здешних мест. Подождём здесь. Пускай сам выйдет.

Ганя немного нервничал, а Коля, допив свой херес, был как раз готов завести полезное знакомство. Он прохаживался по берегу, подбирая бутылки с письмами потерпевших крушение и поглядывая в сторону дымка. Под ногами хрустел сухой тростник, приятно пахло солью и тухлой рыбой...

Вскоре из-за грузовика вышел старичок. Он осторожно приблизился к Гане и Коле и поклонился, внимательно изучая разложенные на газете остатки еды. Ганя протянул ему хлеб и пакет с кефиром. Старичок снова поклонился, всё взял, не побрезговал. Долго жевал молча. Потом ткнул пальцем в сторону затонувшего корабля и сказал: