Но давно замечено и многократно повторено, что всякое горе проходит. Так и оставление Авдея за штатом сначала повергло семейство Анакреона в скорбь неутолимую, потом постепенно все стали привыкать к этой беде, и Авдею первому пришла в голову живительная мысль, что если один раз ему уже удалось отыскать ваканцию, то, может, удастся это и в другой. Он вспомнил, что не все пишущие и переписывающие люди служат в департаментах и палатах, что многие чиновники служат в купеческих конторах, что есть чиновники-конторщики, так же как чиновники-столоначальники. Одушевленный новой надеждой, Авдей отправился в конторы, впрочем, не в самые конторы, а только в передние, где обыкновенно лежат сторожа, занимаясь сподручным делом — почесыванием затылка и боков. У этих сторожей, которые происходили из отставных солдат или из кровных мужиков, Авдей смиренно осведомлялся: «Нет ли здесь ваканции по письменной части?» — и в десяти передних получил один ответ, что ваканции никакой нет! Бесполезно проходив по Петербургу с осьми часов утра до трех пополудни, когда обыкновенно конторы пустеют, он уже под губительным влиянием разочарования зашел в переднюю конторы господ Щетинина и Компании. Там сторожа не оказалось, и Авдей должен был пройти прямо в контору, где, кроме четырех конторщиков, изволили быть и
— Тебе что надобно? — спросил Щетинин, взглянув на униженно кланяющегося Авдея.
— Нет ли ваканции?.. Писать могу! — отвечал Авдей.
— Вот видишь ли,
В эту минуту ерш, покрасневший, отвечал скороговоркою:
— Хозяин! Я вижу больше, чем вы думаете!
— То-то, ерш! Из тебя был бы
Авдей, послушав и поглядев на эту сцену, преисполнился глубокого уважения к господам Щетинину и Компании; но, видя, что эти господа, занятые прением с своими конторщиками, забыли о нем, он позволил себе напомнить им о своем присутствии скромным кашлем.
— А, ты еще здесь! Так ты в конторщики хочешь,? — спросил Щетинин, снова обращаясь к Авдею.
— Я желал бы иметь ваканцию. Сделайте такую милость, дайте мне ваканцию!
— А из
— Что-с?
Авдей решительно не понимал смысла этих вопросов и, смущенный, решился молчать.
— Что
— Извините, — отвечал Авдей трепещущим голосом, — я не расслышал или не понял, что вы изволили сказать.
— Я, выходит, спрашиваю, что ты за человек такой: крепостной ли ты, вольный ли ты…
— Я чиновник.
— Чиновник! Я не принимаю чиновников… — отвечал Щетинин октавою ниже.
— Позвольте вам заметить, — сказал Авдей с отчаянием, — я хотя и чиновник, однако могу работать не хуже… да, ей-богу, не хуже крепостного, не только вольного!
— Знаю! Да, вы, чиновники, народ все такой… у меня в конторе только один чиновник — я сам, а все прочие — мои конторщики!
— Я и прошусь к вам в конторщики!
В это время некоторые из конторщиков, посмотрев на пришельца, насмешливо переглянулись между собой. Авдей, как ни мало был он сведущ в коварстве души человеческой, понял, что конторщики, состоящие из так называемых «вольных людей», уже враждуют против него, потому что он чиновник! Пораженный этим открытием, он печально опустил голову, и на лице его выразилось чувство глубокой скроби, понятной только тому, кому случалось искать и не находить ваканции. Но было здесь одно лицо, незаметное, по-видимому, так же страдательное, как и Авдей, которое, взглянув на Авдея, не улыбнулось коварно, подобно другим конторщикам, и, взглянув, не спешило скрыть возбужденного в нем чувства. То лицо —
— Хозяин! — сказал ерш, обращаясь к господам Щетинину и Комп. — Вот этот чиновник, которым вы меня пугали, очень хочет быть у вас конторщиком, так я думаю себе, что, если у вас нет для него ваканции, почему не прогнать меня!
— Ой, горе-мальчишка, зверь-мальчишка! — пробормотал господа Щетинин и Комп.
— Да, я думаю, почему ж не прогнать меня! Ведь вы меня держите потому только, что вы добрый человек, а я сам не стою ваших милостей!