Повести и рассказы о советской милиции

– Конечно! – подхватил Коля. – Главное сейчас что?

Увлечь чем-нибудь пацана. А образование ему школа даст.

Пока лето, Крайнев может походить у Сереги подпаском…

– Пойдет он тебе, держи карман шире! Городской.

– Ты хоть раз на лошади сидел?

– Откуда? В городе-то…

– Вот именно! А я бы сейчас – только предложи. Елки-палки! До чего же красота! Особенно в ночном. Расположимся в какой-нибудь ливаде, на берегу, костер сладим.

Картошку печем, байки разные травим. И чем страшнее –

тем лучше… – Коля сладко причмокнул. – Эх, где ты, золотое времечко? Вот крупным деятелем стал. – Он засмеялся. – Теперь с пацанвой в ночное не поедешь. А жаль.

Кстати, дорогой товарищ инспектор, ты хоть поинтересовался, из-за чего этот самый Славка бегал из города и вообще есть ли у него какая-нибудь жилка, за что можно зацепиться?

– Так, в общих чертах, – буркнул я. Хотя и успел только поговорить с парнишкой о его образовании и дальнейших видах на учебу. И мне стало неловко перед Катаевым: выходило, что я подхожу к парню формально. Действительно, разговор у меня со Славкой вышел официальный. Ох уж эта мне официальщина!

– А знаешь, что мне Славка сказал? – продолжал Катаев. Он-то сразу почувствовал, что по-человечески с пацаном я так еще и не поговорил. – Голубятню он хотел соорудить. Очень увлекается этим делом. Построили они с дружками голубятню на крыше своего девятиэтажного дома, а их домоуправ погнал. Вид, говорит, современный портит. Вот и обидели мальцов. Я понимаю, что это был только повод для побега. А все-таки, значит, лежит у него душа к живому, к природе…

– Это надо учесть, – сказал я.

Слушая Катаева, я понял, почему колхозные ребята выбрали его своим комсомольским вожаком.

Нельзя сказать, чтобы он чем-нибудь особенно выделялся. И не самый образованный как будто, и из себя не очень видный. Даже какой-то очень обыкновенный. Но была в нем одна черта, которая покоряла сразу. Коля Катаев всегда оказывался там, где было худо и где его очень ждали.

Есть такие люди, которые умеют управляться с чужими неудачами. И не так, чтобы сразу быка за рога, переворошить всех и вся. Он умел видеть обстоятельства, неприметные на первый взгляд, нажать на добрые пружинки в человеке…

– Коль, – сказал я, – есть у меня одна мыслишка… Как ты считаешь, если попытаться увлечь ребят самбо? Конечно, кто хочет.

Коля сразу сообразил, что к чему.

– Это ты надумал после того вечера, когда Женькины дружки драку устроили?

– Верно, – признался я.

– Ты спрашиваешь, стоящее ли дело? Только предложи

– я первый прибегу. Пригодится. Да и жирок порастрясти…

– Он со смехом похлопал себя по поджарому животу. –

Какой у тебя разряд?

– Мастер.

– Иди ты! Вот сила… То-то ты их в клубе как котят…

– Ну, преувеличиваешь, – смутился я. – А заниматься где?

– Это сейчас просто – в школе. А когда учеба начнется, как-нибудь согласуем с директором, а он – с учебным процессом… И вообще, если у тебя такое спортивное настроение, можешь прийти на стадион. В футбол играешь?

– В школе гонял.

– Случаем, не на воротах стоял?

– Нет, защитник…

Коля окинул меня взглядом:

– Для твоей комплекции подходяще.

Так с его легкой руки я вступил в спортивное общество

«Урожай». Это была отдушина в моем тогдашнем состоянии. И еще потому, что я последнее время не видел Ларису.

Говорили, она мотается по бригадам на лошади. Развозит читателям книги, проводит конференции и рьяно собирает экспонаты для местного музея. Вообще я убедился, что слова у нее не расходятся с делом. И это было для меня укором. Я пока только составлял и утверждал планы. А

Лариса даже такое сотворила, что поразила редко чему удивляющихся колхозников, – научила своего Маркиза вальсировать под баян. Вот что смогли женские руки! Ох уж эти женские руки – кого захочешь выучат плясать под свою дудку.

Лето достигло своего зенита. Стояли жаркие, дремотные, зыбкие от марева дни.

Я все ждал вызова в прокуратуру, но следователь словно забыл о моем существовании. Самому же не хотелось соваться.

Работы у меня скопилось достаточно. И в ней я находил забвение от грустных размышлений.

После некоторых колебаний я все-таки пошел к мужу

Клавы Лоховой. Дело, скажем прямо, не особенно приятное: я симпатизировал продавщице, и заявляться к ней домой было неловко – получалось, что я вмешиваюсь в ее личную жизнь. Но о Лохове опять напомнил Нассонов, пекущийся о каждой паре рук, так нужных в хозяйстве.

Дом Лоховых стоял на отшибе. Они купили его у молодой семьи, уехавшей в райцентр. Говорят, быстренько подремонтировали запущенную хату, привели в порядок баз, выстроили добротный забор. Было видно, что хозяева любят трудиться в саду и по хозяйству – все было ухоженное и справное.

Вдоль дорожки от калитки до самой хаты был разбит цветник. Цветы были подобраны так, что самые высокие росли позади низких, не затеняя и не заслоняя их. Меня поразили бирки с названиями, болтающиеся на вбитых в землю колышках. Для того, видимо, чтобы осенью, когда созреют семена, не смешать их, не перепутать.