Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Во время поездки на Крайний Север ему удалось стать незаменимым человеком у одной финской вдовы и ее лысого полковника, прикомандированного к штабу армии. Уже в Рованиеми, будучи кадровым нацистским унтер-офицером, инструктором, Вайс расхвастался как-то в пьяном виде перед собутыльниками, что лысый чижик давно уже не в состоянии усладить вдову и что он только разжигает ее для него, Альвина Вайса, сам же довольствуется славой бабника. На другой день нацистский инструктор унтер-офицер Вайс получил приказ отправиться на южный участок фронта в район Лицы. Теперь его обязанность у вдовы выполнял денщик полковника: он тоже получил награду — военный крест второй степени. Обер-егерь Вайс нашел свою новую роту, снятую с переднего края, на отдыхе у тихого темного озера. Лагерь, — шведские палатки, расположившиеся у подножия серо-зеленых холмов, — казался зачарованным. Только русские снаряды и немецкая команда время от времени нарушали тишину. Все к этому привыкли и мало беспокоились. Холлерер сказал Вайсу, что тот, видно, спятил, когда Вайс из-за пустяка окрысился на него: «Эй, вы — не умеете отдавать честь по форме? Не знаете, что ли, кто перед вами?» — и заставил Холлерера изобразить «ваньку-встаньку» всего в километре от русских позиций. Между тем Вайс не спятил, и все это вовсе не было шуткой, Холлерер это почувствовал, когда под палящим полуденным солнцем в каске и противогазе проделал «лечь-встать» сто сорок один раз по вайсовской четвертой категории; командир роты попытался незаметно остановить Вайса, и каждый солдат узнал об этом от денщика командира. С тех пор Холлерера оставили в покое, и некоторое время он обольщался надеждой, что этим дело кончится. Во время осенних боев 1944 года Вайс занимался организацией снабжения для роты, погибавшей в наспех вырытых стрелковых окопах. Он ссорился с каптенармусами, которые постоянно стремились передать кому-нибудь свои битком набитые склады, прежде чем они сгорят. Вот как «воевал» Вайс. Но несколько раз и он чуть было не попался. В ту ночь, когда остатки немецкого разведывательного отряда были окружены по дороге в Киркенес и машины запылали под огнем русских танков, Вайс как полоумный метался по дороге, ярко освещенной горящими машинами, и кричал: «Не стрелять, я сдаюсь, не стрелять!» Снаряды били по мотоколонне, трассирующие пули из танковых пулеметов вспыхивали со всех сторон, но этот герой, у которого было мокро в штанах, остался целехонек. Холлерер лежал за кучей торфа. Он мог незаметно прикончить Вайса. Кольмайер, лежавший рядом, навел на Вайса винтовку. Холлерер отвел дуло винтовки в сторону. Они спаслись через единственную брешь, которую при стрельбе заметили в позиции противника. Вайс, руководимый инстинктом трусости, очевидно, пробрался через эту брешь позже. Они столкнулись с ним в лесных дебрях. Вайс был без оружия и все еще хныкал: «Не стрелять, я сдаюсь, не стрелять!» Он принял их за русских. Когда они подошли к нему, он уже не мог держаться на ногах. Бухнулся на колени и с мольбой поднял на них глаза. Кольмайер занес было над ним лопату, но не нашел в себе сил убить его. А затем они тащились в Нарвик по размокшей от дождя дороге, заминированной саперами… «Да, господин генерал, оружие обер-егеря Вайса осколком снаряда…» Нет, он Холлерер, не доносчик. Будь что будет, но доносчиком он никогда не станет. Может быть, этот Вайс не такой уж негодяй, может быть, в его груди тлеет еще искорка порядочности, может быть, после пережитого смертельного ужаса в этом жестоком, угодливом, алчном человеке произошла перемена.