Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Но разве мы, мужчины, можем скрывать что-нибудь? К тому же говорят, будто у женщин в этом отношении тонкое чутье и что их не проведешь. Вероятно, это так. Иначе чем еще мог я объяснить отношение ко мне Ивонны после этого вечера?

На маленьком столике в холле для меня отныне оставлялся мило и с любовью приготовленный завтрак. В первое утро на столе лежала записка: «Pour vous». У меня в комнате в чудесной старинной японской вазе появились цветы. А когда мы встречались, в глазах Ивонны вспыхивали выдававшие ее огоньки.

Ивонна рассказала мне, что родом она из Марселя и что родители ее еще и теперь живут там. Кроме эльзасца, у нее никто не бывает.

А вскоре я узнал все и о ее знакомом Марселе. Это произошло во время одной прогулки. Было воскресенье, и Ивонна уговорила меня пойти с ней погулять. Собственно, уговаривать меня ей не пришлось. Да и погода в тот день была чудесная.

Вскоре мы уже шли вдоль Сены. Длинной цепочкой здесь сидели рыболовы. Один возле другого. И вдруг среди них я увидел Марселя! Рядом с ним, тоже с удочкой в руках, сидел мальчик и что-то говорил ему. Мы неслышно подкрались, и Ивонна хлопнула Марселя по плечу; он обернулся и, широко улыбаясь, с сияющим лицом сердечно пожал нам руки. Потом я поздоровался с мальчиком.

— Мой сын, — сказал Марсель гордо.

Ничто не могло обрадовать меня сильнее этих слов! Я еще раз пожал мальчику руку. Тот удивленно взглянул на меня. Это был рослый паренек лет десяти. Движениями, мимикой и всем поведением он как бы являл собою Марселя в миниатюре.

Когда мы отошли, Ивонна вдруг звонко рассмеялась. Я недоуменно посмотрел на нее. А она все смеялась и смеялась.

— Что случилось? — спросил я.

Она продолжала смеяться и никак не могла остановиться. Затем озорным, немного насмешливым шепотком сказала, что Марсель — страстный рыбак. И своего сына он уже с этих лет старается обучить всем тонкостям рыболовного искусства. Для него это дело чести. И чуть громче добавила: жена Марселя против.

Только теперь я сообразил, над чем смеялась Ивонна! Она, видимо, чувствовала, почему я всякий раз, едва появлялся Марсель, уходил к себе. И сейчас на свой лад она дала мне это понять. Тут и я, в свою очередь, рассмеялся. А что мне еще оставалось делать? Я был счастлив. Так же, как Ивонна.

Потом мы как-то вместе относили Марселю отпечатанный Ивонной материал, и я увидел его жену, правда, мельком. Это была маленькая, хрупкая, темноволосая женщина. Знакомство состоялось на пороге квартиры Марселя. Марсель Дюран жил со своей семьей в одном из старых парижских многонаселенных домов.

…Мы шли вдоль залитой солнцем старой Сены. У цветочного киоска я купил Ивонне букетик фиалок.

— Я часто буду вспоминай эта день и этот цветы! — сказала она и улыбнулась, глядя на меня счастливыми глазами.

Мысль о том, что Ивонна любит меня, крепла во мне о каждым днем. Теперь она превратилась в уверенность! Мы оба любили, охваченные одинаковым волнением. Это волнение было в воздухе, окружавшем нас, в каждом нашем взгляде, в каждом жесте. Но ни один из нас не произнес освобождающего от неясности, решительного слова — даже в то воскресенье.

В один из следующих дней я нашел на маленьком столике записку: «Я приходить сегодня вечер в тот же час».

Войдя вечером в квартиру, я увидел Ивонну. Она смеялась, наслаждаясь моим изумлением. Но я был не просто изумлен, я был поражен. Ивонна не только пришла домой раньше обычного, но и успела принарядиться. Другая, незнакомая Ивонна стояла передо мной.

Она была так прелестна, что я не мог оторвать от нее глаз. Темная, плотно облегающая шелковая юбка подчеркивала хрупкость и нежность ее фигурки. Шею и лицо красиво оттеняла белая воздушная блузка. Тонкую руку украшало кольцо с матово-зеленым камнем. Такого же цвета были серьги. Глаза Ивонны светились счастьем, — она видела мое восхищение, мою безмолвную радость.

Лукаво улыбаясь, она заявила, что хочет вечером показать мне Монмартр, и, смешно грозя указательным пальцем, с подчеркнутой серьезностью добавила: ей кажется просто ужасным, что я, живя в Париже, почти ничего здесь не видел. Разве не так? Она требовала, чтобы я с этим согласился. Ивонна говорила так страстно и живо, так мило перевирала слова и выглядела при этом такой негодующе-веселой, что я, смеясь, со всем соглашался.

Мы отправились в путь. Спускаясь по лестнице, дурачились, как дети.

Когда мы шли по узким, круто подымающимся в гору улочкам Монмартра, я невольно подумал: «Наверное, это здесь писал свои картины Утрилло». Казалось, его полотна, — я их очень любил и хорошо помнил, — ожили передо мной.

Те же низенькие, старые двухэтажные дома с веселыми зелеными ставнями. Те же бистро. Их посетители сидели за маленькими столиками, выставленными перед ресторанчиками прямо на тротуар. Над улочками нависло усеянное звездами ночное небо. Мягкие волны вечернего летнего воздуха, казалось, омывали все вокруг.