Повести и рассказы (сборник)

Горы, облака, камни, деревья, реки и звери совсем не то, реки не реки, звери не звери. Это боги надели на себя волны и шкуру, вылепили себя, выточили из камня, сузились, вытянулись, подняли вверх ветви, стали деревьями, чтобы скрыть себя от человека и его любопытства.

Гром зимой скрывается в воде. Ветер — это человек. У него изо рта дует.

На небе живут небесные люди. На земных людей они смотрят как на рыб. Изредка они спускают удочку с крючками, чтобы подцепить какого-нибудь человека.

— А нельзя ли нам сплести такой невод, чтобы поймать небесных людей? — спросил как-то Ланжеро у стариков.

— А зачем тебе небесные люди?

— Хочу на них посмотреть. Вас ловят, а вы молчите.

Когда Ланжеро стал старше, он спросил у стариков, что находится за горами.

— Смотри сюда, — сказал ему Чевгун-старший, и на песке палкой Чевгун нарисовал нерпу.

— На этой нерпе мы живем, — сказал Чевгун, — она спит, эта нерпа. Кругом море.

— А море, — спрашивал Ланжеро, — есть ли ему конец?

Старики не знали, что ему ответить.

Ланжеро снились легкие, живые сны. В снах он шел, переходил через горы, переплывал через реки.

Один раз ему приснилось облако белок. Стая белок перескочила через него и исчезла.

В другой раз ему приснилась большая страна, тяжелые горы, широкие реки. Но люди в этой стране были легкие, молодые, словно сделаны были из неба. Куда-то шли. Должно быть, это и были те самые верхние люди.

«Люди, — думал Ланжеро, — созданы не для того, чтобы сидеть дома. Они существуют, чтобы лететь с горы на гору, падать и опять вставать, бежать по снегу, прыгать по болоту, все вперед и вперед, никогда не видеть одного и того же, интересоваться, трогать».

Ланжеро понимал дерево, железо и кость.

Он делал нарты. Его нарты едва касались земли. Лодки его плыли, едва касаясь воды.

И все, что он делал, было для того, чтобы идти, ехать, бежать и плыть, чтобы идти и видеть.

Он думал: «Не надо сидеть на одном месте, надо идти все вперед и вперед. Река — и та куда-то спешит, птица — и та куда-то летит, зверь — и тот бежит по тайге, белка — и та прыгает с ветки на ветку, все выше и выше».

Глава пятая

Как-то из города Александровска в Нань-во пришел на лыжах один человек. У него было ружье за плечами, а на глазах стекла-очки. Стекла у него на глазах покрылись льдом, усы примерзли к бороде.

Войдя в зимник, он снял очки и стал разувать ноги. Ноги у него были большие, волосатые. Он протянул их к огню. Борода его начала таять, с усов побежало. Из очага вылетела искра и прожгла ему штаны. Но он не заметил этого.

— Пахнет паленым, — сказал он.

— Это на тебе, — сказал Чевгун-старший, — горят твои штаны.

К гостю подошел Низюн и подал ему руку с откушенным пальцем.

— Пальца одного нету, — пошутил Низюн. — Мать мне откусила палец, когда я был еще ребенком.

Ызь сел рядом с гостем.

— Штаны сжег? — сказал он. — Жаль, что у меня ноги короче. Я бы уступил тебе свои.

В это время вернулся Чевгун. На руке у него висели штаны.

— Надевай мои, — сказал он. — Снимай свои. Моя мамка починит.

Гость обошел стойбище, с каждым поговорил, посмеялся.

— Дверь надо было прорубить, — сказал он Тевке. — Что ты, заяц или бурундук, — лазать приходится как в нору.

— Правильно, — согласился Тевка. — Как-нибудь летом, в другой день.

— Нет, не летом, а сейчас. Неловко ведь. Человек ты не старый, к тебе сам Калинин может приехать в гости. Что же, ты его заставишь лезть в дом через эту дыру?

— Правда, — сказал Тевка. — Я человек хороший. Ко мне сам Калинин может приехать в гости.

— Ну-ка, хороший человек, неси-кась топор.

Гость взял топор и отрубил от дома Тевки большую щепку.

— Что ты делаешь? — сказал Тевка. — Ты мне погубишь дом. Где я жить буду?

Но гость еще раз взмахнул топором и отрубил щепку побольше. Сняв шубу, он бросил ее на снег. Борода его стала мокрой, даже очки — и те покрылись потом.

— Борода замерзнет, — сказал Тевка. — Ты бы шел отдохнул. Без дома меня оставишь.

Гость рассмеялся. Положил руку на Тевкино плечо.

— Крепкий ты человек, спокойный, — сказал он Тевке. — За твое спокойствие тебя надо бить. На топор, руби. Чтобы двери были не уже, чем у Низюна, чтобы окна были и чтобы в доме хорошо было дышать.

Тевка взял топор.

— Ладно, — сказал он. — Приходи ночевать. Но шубу не забудь. Будет холодно.

— Тепло будет. Я тебе помощников пошлю, чтобы к вечеру была дверь. А ночевать я приду. Спасибо.

Вечером гость велел созвать людей в зимник к Чевгуну.

— И мамок? — спросил Низюн.

— И мамок. Всех, молодых и старых.

Речей гость не произносил, а просто разговаривал, как говорят в юрте за едой. Ланжеро смотрел гостю в глаза. Хорошие у него глаза, зачем только он их застеклил, как окна, боялся, чтобы не замерзли, что ли?