– Я был главным на корабле, господин. Сорокапушечный фрегат «Меч Сантьяго».
Гром и молния! Сорок пушек? Если так, ты не маленький, а большой каппа.
– Давно ты здесь?
– Пять лет, господин.
– Грамоте обучен? Писать умеешь?
– Да, господин…
Каппа-тян замялся. Как я это определил, сам не знаю. Безликий не двигался, не жестикулировал, а лица его я не видел. Да и не было у него лица.
– Говори.
– Я медленно пишу так, как пишут у вас. Но я учусь.
Клещами из тебя каждое слово тянуть, что ли?! С другой стороны, это неплохо. Болтливый слуга-каонай – хуже не придумаешь!
Я что, его уже выбрал?
– На своём языке ты пишешь быстрее?
– Да, господин.
– Какими варварскими языками ты владеешь?
– Испанский, французский. Латынь. Английские ругательства.
Я нашёл глазами привратника:
– У вас есть письменные принадлежности?
– Не нужно, – вмешался Мигеру. – У меня всё с собой.
Я взялся за плеть.
– Да, господин. Прошу прощения, господин.
– Доставай, что там у тебя.
Из холщовой котомки Мигеру извлёк кипарисовую дощечку, тушечницу странного вида, несколько листков грубой бумаги. Это ещё что? Гусиное перо? Где твоя кисть, каппа-тян? Чем ты собрался писать? Не пером же?!
– Ты готов?
– Да, господин.
– Садись. Записывай.
Уселся каонай враскоряку, расставив колени в стороны. Пристроил на бедре кипарисовую дощечку, на ней – лист бумаги. Открыл тушечницу, больше похожую на флакон для ароматического масла – бронзовую, с крышкой на тонкой цепочке. Обмакнул перо…
Он и правда собрался им писать! Что ж, это любопытно.
– «При необходимости дознаватель службы Карпа-и-Дракона может обратиться за помощью к служащему полиции, к какому сочтёт нужным, – голос архивариуса Фудо скрипел в моей голове. Мне оставалось лишь повторять за ним. – Согласно указу сёгуна, полиция обязана оказывать всяческую помощь и содействие. Если полицейский пренебрегает этой обязанностью, следует обратиться к его непосредственному начальнику. Если же и это не возымело действия, дознавателю следует обратиться к собственному начальнику, дабы тот…»
Косо обрезанный конец гусиного пера нырял в странную тушечницу и выныривал обратно. С лёгким скрипом он бегал по бумаге – слева направо, а не сверху вниз! Перо оставляло за собой ряды бессмысленных закорючек, не имевших ничего общего с разумными иероглифами.
– Что это?
– Запись ваших слов, господин. На испанском.
– Прочти. Так, чтобы я понял!
– При необходимости дознаватель службы Карпа-и-Дракона может обратиться…
Он бубнил глухо, монотонно. Пару раз запнулся, ища подходящее слово для перевода. Но в целом всё было записано верно.
– …к собственному начальнику, дабы тот…
– Сможешь записать то же самое, но по-нашему?
– Да, господин. Но это будет гораздо дольше.
– Приступай.
Обмакнув перо в тушечницу, Мигеру принялся старательно выводить иероглифы. Каждую чёрточку он рисовал отдельно – рисовал, а не писал. Результат был удовлетворителен, но как же медленно! Улитка, и та быстрее взберётся на гору Фудзи.
– Достаточно. Напиши ещё что-нибудь на своём языке.
– Что, господин?
– Что хочешь. На твоё усмотрение.
Перо ожило. Ринулось по бумаге, разбросало закорючки. И тушь у него варварская, необычная. Больно жидкая на вид. Чем он пишет, чернилами каракатицы?
– Сделано, господин.
– Прочти.
– Creer que un cielo en un infierno cabe; dar la vida y el alma a un desengaño…
– Переведи.
–
– Ты сочиняешь стихи?!
– Это Лопе де Вега, мой соотечественник. «Несколько эффектов любви».
Я мысленно представил эти стихи, записанные как подобает:
Надо будет прочитать настоятелю Иссэну. Скажу, что это я сочинил. Любовался луной и сочинил. Потом призна̀юсь, посмеёмся. А вообще неплохо. Для варвара просто отлично. Да он второй Басё!
– Вставай. Собери свои вещи.
Мигеру упаковал всё обратно в котомку. Встал, замер напротив меня. Он не сутулился, как другие, не склонял голову – стоял прямо, как самурай. Вызов? Возможно ли, чтобы у каонай было чувство собственного достоинства?!
– Ты давно здесь?
– В строю выбора? Третий год, господин.
– И что же?
– Меня не выбирают.
– Почему?
– Не знаю. Должно быть, из меня плохой слуга.
– Я выбираю тебя. Надень это.
Я протянул ему маску карпа.
– Благодарю, господин.
Благодарность? Искренняя? И что, никакой скрытой издёвки?!
Я отвернулся. Мигеру сейчас наденет маску, а я не хочу смотреть на то, что заменяет ему лицо. Моя брезгливость сдала позиции, но всему есть предел.
– Вот, держите.
Сэки Осаму остановился возле калитки. Выйти на улицу он не спешил. Извлёк из рукава простой бамбуковый футляр, из футляра – лист бумаги, свёрнутый в трубку. Лист был перевязан красным шёлковым шнурком.
– Что это, Сэки-сан?
– Ваше первое задание, Рэйден-сан.
Он был подчёркнуто вежлив. Сказать по правде, его вежливость пугала меня больше привычной насмешливости или даже откровенного гнева.