Повести о карме

Да, именно так. Ученик путешествовал с наставницей много лет, она знала про него достаточно, чтобы никто ничего не заподозрил. Манера ведения боя у них также сходна, тут не подкопаешься. Даже если бы опытный сенсей вроде Ясухиро что-то и заметил, он бы не стал утверждать подмену окончательно. Слишком зыбкая почва для обвинения.

«Родители?»

Не думаю, что Кубо часто заезжал домой. И потом, любые сомнительные моменты легко списать на то, что Кубо с возрастом изменился, стал неразговорчив, избегает откровенностей…

«Хорошо, допустим, Сидзука Йоко собиралась незаконным образом жить дальше, как жил бы Нобуюки Кубо. Сейчас Сидзука Йоко законным образом живет как Нобуюки Кубо-второй. Дело закрыто, спорить больше не о чём. И всё-таки я чую здесь нечто удивительное. Даже если преступления нет, но есть что-то, что могло бы стать сокровищницей наших архивов, редкой драгоценностью…»

Я весь внимание, господин старший дознаватель.

«Предположим, некий юный дознаватель, пылкий не по чину, продолжит наблюдение за Кубо-вторым. В частном, разумеется, порядке. Если он ничего не обнаружит, в том не будет служебного промаха. Если же отыщется что-то любопытное, я буду признателен пылкому юному дознавателю. В частном, разумеется, порядке.»

Я понял вас, Сэки-сан.

* * *

Когда я свернул за угол, выяснилось, что меня ждет еще один человек. Сегодня я был просто нарасхват.

– Позвольте отнять у вас немного времени, – Ясухиро Цуиёши, сын и наследник сенсея, преградил мне дорогу. Тон его был настолько холоден, что я сразу понял: речь зайдёт о чём-то сугубо личном, но имеющем касательство к службе Карпа-и-Дракона, а главное, неприятном для Ясухиро-младшего. – Хочу сразу заявить, что был против решения отца оставить эту женщину в нашей школе.

– Я вас понимаю, – кивнул я.

– Простите, но вряд ли. Вы считаете, что отец способен взять эту женщину…

– Этого мужчину.

– Да, конечно. Вы считаете, что отец способен, видя несомненный талант, взять этого мужчину в приёмные сыновья. Это умалит моё положение, а в будущем может и вовсе лишить меня звания наследника и положения в школе, соответствующего моему праву рождения. Не знаю, способен ли мой отец на такое в отношении кровного сына. Иногда, когда я вижу, как он очарован мастерством этого мужчины, мне кажется, что да. Но я возражал против присутствия господина Нобуюки-второго в нашей школе по иным, более общим соображениям.

– По каким же?

– Если вам будет так угодно, следуйте за мной.

4 «Это был умысел. Злой умысел.»

Песок шуршал и поскрипывал под моими сандалиями. Он словно пытался нашептать мне какую-то удивительную историю: одну, но на разные голоса. Не ту ли, что собрался поведать мне Ясухиро-младший?

Мы молчали всю дорогу. Сын сенсея шёл впереди, я без вопросов следовал за ним. Последним тащился Мигеру, невпопад опираясь на свою клюку. Мы миновали портовый квартал, затем – сам порт с длинными дощатыми пирсами, унылыми стайками рыбацких лодок, пузатыми плоскодонками торговцев и двумя кораблями покрупнее. Наконец мы выбрались на пустынный берег. Впереди торчали зубы прибрежных скал, выщербленные временем и ветром. Похоже, Цуиёши вёл меня к скалам.

Не нашёл места поближе? Хочет что-то показать?

Море катило низкие тяжёлые волны. Ближе к берегу они вскипали пеной на гребнях. Движение воды напоминало колыхание расплавленного свинца. Языки прибоя с шипением лизали песок и уползали обратно, оставляя солёную пузырящуюся слюну и бурую кайму мокрых водорослей. Осенний ветер налетал порывами – и уносился прочь. Запах моря будоражил ноздри, наполнял грудь странным возбуждением. Чувство было приятным и даже каким-то… Успокаивающим, что ли?

Может ли возбуждение успокаивать?

Надо спросить настоятеля Иссэна, знатока парадоксов.

Осенний берег.
Песни поём втроём:
Я, ветер, прибой.

На миг тучи прорвал золотой клинок солнечного луча. Там, где он ударил в воду, свинец превратился в сверкающую искрами синеву – и вновь поблёк.

У подножья скалы Цуиёши обернулся, махнул рукой: за мной. Поднимаемся, значит. Вроде и так не ясно. Ну, полезли. В гэта по скалам лазить не слишком удобно, так что я их ещё внизу сбросил, и носки заодно. Босым взбираться оказалось неожиданно легко: уступы и толстые корни с готовностью подставлялись под ладони и ступни. Вскоре я уже стоял на ровной, будто срезанной ножом вершине. Глянул вниз: не так чтобы высота высоченная, но свалиться отсюда не хотелось бы. Ещё сломаешь себе что-нибудь, и хорошо, если руку, а не шею.

Цуиёши тоже смотрел вниз, кривился.

– Это был умысел, – лицо Ясухиро-младшего, и без того не слишком приветливое, стало мрачней тучи. Сейчас он очень походил на своего отца, раздраженного чьим-то проступком. – Злой умысел. Уверен, она нарочно сюда забралась.

– Кто?

В ответе я не нуждался. Я знал, кто.

– Эта женщина. Тогда ещё женщина.

– Зачем?