Повести о карме

— О, да вы с того корабля, что чуть не утонул! У старого Широ глаз намётанный. Саке подогреть?

— Да! Всё на двоих: и ужин, и саке.

— Вижу, вы умираете от голода. Уже несу!

— Приготовьте комнату для меня. Отнесите туда жаровню.

— Кимико! Уберись в комнате для господина, негодная!

— Позаботьтесь о моей лошади. Она под навесом у входа.

— Йори! Шевелись, бездельник, лошадь ждёт!

— Отдельную каморку для моего слуги. Часть еды отнесите туда же.

— У нас есть комната для слуг. Большая, тёплая!

— Моему слуге нужна отдельная каморка. Подойдёт любая, лишь бы там было сухо. Желательно, чтобы в это помещение можно было зайти с чёрного входа, не привлекая внимания.

— Женщина, господин? — хозяин подмигнул мне. — У меня есть такая каморка. Специально для слуг особого рода занятий. Старый Широ всё понимает…

— Каонай. На службе у Карпа-и-Дракона.

Хозяин прикусил язык. Хотел что-то сказать, но передумал. Просто кивнул. Наверное, увидел моё лицо. Я бы сам такое увидел — сбежал бы через пролив пешком.

Ну, хоть этого не придётся уламывать. Уже польза.

Рано я обрадовался.

— Ты что себе позволяешь, тупая деревенщина?!

Бранясь, в двери ввалилась компания молодых самураев — все в плащах из плотной ткани, спасающих от непогоды, и лакированных шляпах. Облака пара превращали гостей в демонов, вырвавшихся из преисподней. Красные от гнева лица усиливали впечатление.

— В твоей харчевне лишайных собак кормить!

— И те побрезгуют!

На меня самураи внимания не обратили.

— Простите ничтожного! — хозяин бил поклон за поклоном. — Тысяча извинений! Две тысячи! Три!

— Болван!

— Нет, он извиняется!

— В чём моя вина, благородные господа? Только скажите и, клянусь, всё будет исправлено!

— Он спрашивает? Нет, он ещё и спрашивает?!

— У тебя под дверью мерзкий каонай!

— От него смердит!

— Воняет гнилой кармой!

Мигеру, как я понял, успел удрать, едва завидев буянов. Теперь они вымещали зло на хозяине.

— Примите мои извинения, господа.

Они не сразу расслышали, пришлось повторить. Замолчали, начали оборачиваться. Я дождался, пока все повернутся ко мне.

— Каонай, оскорбивший вас своим присутствием, мой слуга. Я дознаватель службы Карпа-и-Дракона, каонай мне положен по должности.

Сбросив мокрый плащ, я открыл взглядам герб на своём кимоно. К сожалению, я не сразу сообразил, что выставляю напоказ и свои плети. Такой жест легко можно было счесть вызовом. По лицам самураев ясно читалось: сочли, и очень даже сочли.

Я попытался исправить ситуацию:

— Ещё раз прошу простить меня. Если вид или запах моего слуги оскорбили ваши чувства, я готов…

Их не заинтересовало, на что я готов в данном случае.

— Каков слуга, таков и господин, — изрёк предводитель. — Я Кисомара Сякаэмон, и я повторяю во всеуслышанье: каков слуга, таков и господин!

Он тоже сбросил плащ. Плети у него были хорошие, дорогие. Не чета моим.

— Вы правы, — я поклонился. — Каонай служит мне, а я — старшему дознавателю, господину Сэки Осаму. И все мы служим Карпу-и-Дракону. Выходит, между нами есть некоторое сходство. Позвольте спросить, кому служите вы?

Мой вопрос он проигнорировал. У него хватало иных вопросов.

— Небось, и пахнете одинаково?

Он демонстративно потянул носом. Его приятели расхохотались. Ярость клокотала в моей груди, подступала к горлу. Не знаю, как я сдержался.

— Если моё общество вас не устраивает, я вас покину. Хозяин подаст ужин мне в комнату. Не смею вам мешать, господа.

— Вы слышали? — Сякаэмон обернулся к компании. — Этот юный забияка будет спать в одной комнате с безликим! В одном доме с нами!

— На этот счёт вы можете не беспокоиться…

— Кто здесь говорит о беспокойстве? Кто говорит такое в присутствии Кисомары Сякаэмона?!

Самурай, стоявший поодаль, шагнул к столу, что-то взял из глиняной миски. Миг, и к потолку взлетел шар размером с кулак. В свете фонарей, висящих на балках, он сверкнул маленьким солнцем. Прозвучал свист, короткий и хищный, и спелый плод хурмы разлетелся в клочья, забрызгав стены и хозяина, не успевшего увернуться.

Несколько капель попали мне в лицо. На губах остался вяжущий сладковатый привкус.

— Ха!

Сякаэмон опустил плеть. С конца её стекал охристый сок.

Самурай-метатель снова взмахнул рукой. Вторая хурма отправилась в полёт. Она летела мне прямо в голову. Совестно признаться, но я едва успел уклониться. Выхватил плеть, плохо понимая, что делаю, хлестнул вдогонку.

Чья-то рука поймала уцелевшую хурму на лету.

6 «У меня для вас плохие вести»

Смех застрял в глотках задир, превратился в кашель. В дверях харчевни стоял пожилой самурай: дублёная кожа лица иссечена морщинами, похожими на шрамы, в волосах блестят нити седины. Кимоно лилового шёлка с узором из листьев ивы украшал герб: летящий журавль в чёрном круге. Такой же герб имелся на одежде Сякаэмона и всех остальных.

Смятение охватило компанию. Угодить хурмой в лоб старшему над ними — да, это было бы проступком, заслуживающим наказания.