Повести о карме

Просвещая меня, монах упоминал варварскую секту кириситан[48], где рядовые прихожане и главные священники — все считали фуккацу происками злого духа Акумы. Вожди кириситан поначалу собрались было в поход на Чистую Землю, намереваясь калёным железом выжечь «царство сатаны». Но тут выяснилось, что наши острова — это вам не нейтральные воды или китайское побережье. Милостивый будда хранил нас от врагов. Здесь, на моей родине, даже пришлый варвар не мог никого убить безнаказанно. Фуккацу! И жертва захватывала тело палача — смотрела на мир его круглыми глазами, утирала пот с его бледной кожи, расчесывала его светлые волосы.

Оставалось только выписать документ о перерождении.

В распоряжении кириситан осталась лишь блокада — и свобода кричать о кощунстве, исказившем величайшую ценность их веры. Иссэн даже разъяснял, в чём крылась эта ценность, а также смысл гнусных происков Акумы, да я, признаться, подзабыл его наставления.

Зато я хорошо помню, что воображал со всей детской горячностью, слушая настоятеля. Море, волны, свинцовые тучи над головой. Непобедимая армада Чистой Земли. Я — командир главного судна. Мы крушим варварские фрегаты один за другим, прорываем блокаду, высаживаемся на материк — и несём дар будды Амиды дальше, наделяя все земли, сколько их ни есть, истинной чистотой. После окончательной победы над варварами император вызывает меня во дворец и дарует титул сёгуна. Военный диктатор, я основываю сёгунат династии Торюмон, которому суждено править сто лет, не меньше…

О небеса! Дурака, как говорится, и смерть не исправит!

Дух Мигеру был душой одного из наших тюремщиков, судя по всему, человека высокопоставленного. Тело его было телом кого-то, кто родился на Чистой Земле, как и я. Не знаю, как безликий заполучил это тело, не знаю, с какой целью, но едва я представлял своего слугу на палубе корабля, патрулирующего окрестные воды, превращенные в стены нашей темницы…

Меня охватывала жаркая ненависть. Пламя это гасло с трудом, сопротивляясь дождю рассудка. Даже чудесный ужин не способствовал миролюбию. Надо было выпить ещё саке и сразу идти спать.

— Как ты стал безликим? — спросил я.

Мигеру двумя руками взялся за маску, словно хотел сорвать её с головы.

— В другой раз, господин, — севшим голосом произнёс он. — Если позволите, как-нибудь в другой раз.

Впервые он назвал меня господином. Впервые за всю беседу. Я только сейчас это заметил. Наверное, я мог бы приказать ему изложить свою историю — устно или письменно, на моё усмотрение. Я приказал бы, и не думаю, что Мигеру ослушался бы.

Мог бы. Не хотел.

3 «Мой дзен ещё слаб»

— Почему у вас такой голос, Фудо-сан?

— Подавился в детстве рыбьей костью. Меня еле спасли. С тех пор скриплю и хриплю, как старик. Мне было восемь лет, когда моя глотка состарилась.

Слушая, я наблюдал за архивариусом, сидевшим напротив. Руки лежат на коленях ладонями вверх. Не дрожат. Не шевелятся. Спина прямая, поза расслабленная, спокойная. На лице — тихая грусть Будды, осознающего несовершенство мира. Глаза…

— Это неправда, Фудо-сан.

— Как вы определили?

— У вас бегают глаза. Говоря про кость, вы увели взгляд.

— Неплохо. Совсем неплохо, Рэйден-сан.

— Если позволите, я повторю вопрос. Как вы потеряли голос?

Сейчас он пошлёт меня в преисподнюю князя Эмма. И будет в своём праве.

— Я пытался задержать преступника, скрывшего отвратительное фуккацу. Мы дрались. Он ударил меня ребром ладони по горлу. Меня еле спасли. Преступник бежал, позже его поймали.

— Кто его поймал?

— Сэки-сан. Видели бы вы, что он сделал с негодяем! Это случилось семь лет назад.

Вряд ли я захотел бы рассказывать подобное о себе. Проиграть схватку? Упустить преступника? Кому приятно говорить такое?!

— Это правда, Фудо-сан. Прошу простить меня за бестактный вопрос.

— На допросе, Рэйден-сан, бестактные вопросы — самые действенные. Это лопата, с помощью которой мы докапываемся до истины. Можно рыть и руками, но лопатой удобнее. Как вы определили, что на этот раз я не солгал?

— Солгать, чтобы похвастаться? Запросто! Но солгать, признаваясь в неудаче?

— Это все ваши доводы?

— Нет. Говоря о драке, вы нарочно отвели взгляд. Хотели, чтобы я подумал, будто вы лжёте!

— Какая проницательность!

Фудо расхохотался. Я не удержался, присоединился к архивариусу. Уж очень заразительно он смеялся! И не пискляво, как разговаривал, а громко, по-мужски, на все свои двадцать девять лет.

Нет, закашлялся. Трудно ему всё-таки.

— На сегодня всё. Вы свободны, Рэйден-сан. Похоже, вы недурно меня изучили — вас всё труднее провести. В следующий раз найду вам другого допрашиваемого. Посмотрим, как вы справитесь с ним!

Я поклонился:

— Благодарю, Фудо-сан. Ваши уроки для меня бесценны.

— Прямо так уж и бесценны! — фыркнул он. — Мы с вами как-нибудь на плетях сойдёмся. Или на палках. Тогда и узнаете цену моим урокам. Хороший лекарь есть на примете? Или посоветовать? Дознаватель должен уметь работать не только языком.