Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)

Ледовый дрейф, медлительное плавание по воле ветра в сопровождении безмолвного ледового конвоя кончилось. Сейчас корабль начнет высвобождаться из-под надоедливой опеки льдин. Но не многие из участников экспедиции представляли себе, как это произойдет.

А произошло это так.

Матросы быстро расчехлили аппарат на баке. Затем, по данному мною сигналу, оттуда вышли и погрузились в воду один за другим пять баллонов, похожих на торпеду. Внутри был химический состав, который тонкой струей выливался по пути следования баллонов.

Принцип действия опреснителей заключался в том, что они двигались на определенной, заранее заданной глубине, то есть в слое теплой воды, и по мере прохождения «разгружали» ее от морских солей. Тотчас же облегченный теплый слой поднимался на поверхность.

Там были льды. Теплая вода, подойдя снизу, вызывала бурное таяние льдов, размягчала, разъедала их. Тепло, по выражению Андрея, как бы зажимало льдины в тиски: сверху действовали солнечные лучи, снизу — теплая вода.

Все на мостике вытащили часы. Баллоны с опреснителями стремительно двигались подо льдом, совершая во мраке и тишине свое дело. — Сколько минут ждать? — нетерпеливо спросил Союшкин, не отнимая от глаз бинокля.

— Четверть часа, не меньше, — ответил я.

У меня было тревожно на душе. А вдруг опреснитель не подействует? Впервые его применяли в таких грандиозных масштабах.

Федосеич широкими шагами расхаживал по мостику, то и дело поглядывая на сигнальщиков, сидевших в «вороньем гнезде» на грот-мачте. Сабиров, пристроившись рядом со штурвальным, нервно зевал.

Андрей бросил на меня украдкой тревожный взгляд. И он тоже нервничал, бедняга, даже он!…

Пятнадцатая минута была на исходе.

Союшкин суетливо перебежал со своим биноклем к другому борту. Сабиров вытащил носовой платок, чтобы отереть разгоряченное, потное лицо, хотя в воздухе было по-прежнему холодно, но не успел сделать этого и застыл с платком в руке, засмотревшись на льды впереди.

— Разводье курсом норд! — крикнул сигнальщик сверху.

Да, по курсу корабля появились разводья. Опреснитель действовал! Восточно-Сибирское море сбрасывало с себя оковы зимы.

На наших глазах происходила удивительная перемена. Плавучие льды теряли свой голубовато-белый оттенок, темнели, желтели. Среди торосов появились снежницы.

— Командуйте — полный вперед, — сказал Андрей Федосеичу и, обернувшись ко мне: — Второй залп опреснителями, Алексей Петрович!

На пути «Пятилетки» появилась узкая полынья. Льдины неохотно расступались перед кораблем. Теплая вода, поднявшись вверх, подтачивала их, лишала силы. В разводьях дымилась вода. Клочья тумана, густея с каждой минутой, носились надо льдом.

В августе в Арктике лед тает. Но этот процесс очень медленный и вялый. Его надо было подхлестнуть. Мы и сделали это своими опреснителями.

Конечно, чудесное преображение полярной природы совершалось в ограниченном районе. А нам больше и не надо было. Важно было проторить дорожку во льдах — не расплавлять их до конца, а только размягчить до такой степени, чтобы с ними мог совладать ледокол.

Через полчаса температура воздуха поднялась до плюс одного градуса и стал моросить дождь. Тучи закрыли горизонт. Все на мостике поспешили надеть клеенчатые плащи.

Да, это была весна! По календарю был август, но по всем признакам это была полярная весна. Мы принесли с собой весну в Арктику!

Как упоительно звучал в ушах шорох раздвигаемого льда! Лед уже не грохотал, не громыхал зловеще, а только покорно шуршал.

Корабль с легкостью продвигался вперед. Сопротивление врага было сломлено.

— Какая скорость? — спросил Андрей Сабирова. Тот сверился с показаниями лага:

— Шесть узлов.

— Каково, товарищи?

— Лучше и быть не может!

Однако не прошло и десяти минут, как Арктика ринулась в контратаку.

Мы ощутили это по содроганиям палубы под ногами. Все труднее давалось ледоколу продвижение вперед. С разгону он бросался на лед, давил, мял его, отходил назад, беря новый разгон, и все же рывки становились все короче и короче. Резко упала скорость.

— Идем два узла, — доложил Сабиров Андрею. Тот молча вглядывался в лед.

Действие опреснителей кончилось. Слой теплой воды, приподнятый на короткий срок, снова опустился вниз. Льды окрепли, придвинулись к кораблю. Опять сверкнуло над нами белесое, «ледяное» небо.

— Ну же, «Пятилеточка»! — услышал я жалостное бормотанье. — Нажми, милая! Нажми! Еще разок, еще! Расстарайся, пожалуйста!…

Я оглянулся.

Сабиров, стоявший рядом, побагровел и закашлялся. Это он бормотал, в самозабвении обращаясь к родному кораблю, как к человеку.

— Третий залп, Алексей Петрович, — сказал Андрей не оборачиваясь. Брови его были упрямо сдвинуты.

Теперь Федосеич не мешкал. Он сразу же двинул корабль на льды, спеша использовать драгоценное время прогрева, с боем отвоевывая каждый метр пути.

Васечка Синицкий доложил Андрею, что в районе микроклимата возник местный циклоп. Ветры помогали нам. Вихрь растаскивал льдины в разные стороны, расширял искусственную, созданную нами полынью.