Повести разных лет

— Нет, князь, — в упор смотря на потемневшее от обиды лицо Александра, говорит Жирослав Рогович. — Не для того мы тебя отроком к себе приняли, не для того вскормили себе князем, чтобы ты вредил Новгороду!

Слышен стук. Все оглядываются: княгиня стоит перед упавшим креслом.

— Это о ком всё? — произносит она дрожащим голосом.

— Обо мне, — жестко отвечает князь. — Разве не слышишь?

Княгиня идет вокруг всей горницы, далеко обходя сидящих бояр. Подошла к мужу, встала рядом и, поклонившись боярам и особо — владыке, говорит грустно, но твердо:

— Спасибо вам, господа бояре! А чует сердце: захотите князя вернуть, да поздно будет…

Лесная дорога. Медленно движется крестьянский обоз. Рядом с тяжело нагруженными возами шагают мужики. Сзади раздается истошный крик: обоз догоняет верховой парнишка без шапки. Голыми пятками молотит он по бокам неоседланной лошади.

— Немцы! — кричит он. — Немцы идут!

Мужики торопливо сворачивают лошадей в лес, возы кренятся набок, громыхая колесами по корням и кочкам.

На опустевшей дороге показываются по трое в ряд крестоносцы. Поднятые забрала позволяют разглядеть среди них магистра и других участников совета ордена, а также барона Штурм Федера, самодовольно усмехающегося своим мыслям. За каждым из рыцарей следует оруженосец с копьем и щитом господина. Дорога идет под гору, и мы видим сползающую по склону бесконечную змею закованных в железо воинов. Над щетиной копий развеваются знамена и разноцветные значки с крестами, грифами, головами зубров и медведей.

Всадники едут молча, слышно только мерное постукивание копыт и изредка приглушенный лязг оружия.

Ночь. Освещенное луной озеро. Вдоль берега движется отряд русских всадников. Позади растянулись подводы со всякой кладью.

Посреди отряда едут верхом Александр и княгиня.

— Не спи, с коня свалишься! — с грубоватой ласковостью говорит он жене, которая дремлет, качаясь в седле.

— Я не сплю! — встрепенулась Брячиславна. — А Переяславль скоро?

— Устала, Саня? — Помолчав, Александр добавляет: — Не жизнь у тебя со мной, а перекати-поле… Вот муж достался! В загривок дунули — и покатился!..

— Уж какой есть! — рассеянно улыбнулась княгиня. Она любуется озером, деревцом, склонившимся над спокойной водой. — Хорошо здесь, в Залесье, тихо!..

— Тихо, — соглашается Александр. Еще помолчав: — А может, уже подобрались рыцари к Новгороду?..

— Саша, о том не думай! — Она успокаивающе погладила мужнюю руку, крепко сжавшую поводья. — Будем жить так, будто и нет на свете Новгорода…

Из темноты вырастают очертания заставы с рогаткой и сторожевой избой. Слышится окрик:

— Стой! Чьи люди?

— Князя Александра Ярославича люди, — отвечают в отряде. — Убирай рогатку!

На заставе оживление, из сторожки выскакивают еще несколько воинов. Кто-то узнал князя.

— Господи, сам Александр Ярославич!.. Петрован, скачи ко дворцу.

— Тихо! — недовольно говорит князь. — Зачем скакать?

Но один из караульных уже вскочил на лошадь, погнал ее по направлению к городу.

Дворец великого князя в Переяславле с ярко освещенными окнами. Блестит под луной позолоченный гребень крыши. На широком дворе выстроились вооруженные дружинники. Многочисленные слуги с факелами стоят у открытых настежь тяжелых ворот.

На двор въезжают князь Александр и княгиня. Навстречу им спускаются с украшенного тонкой деревянной резьбой и точеными столбиками крыльца младший брат Андрей и ближние бояре.

— Почет и любовь новгородскому князю и его молодой княгине! — весело восклицает Андрей Ярославич. — Здравствуй, победитель свеев! Здравствуй, Александра Брячиславна!

Андрей придержал стремя, помогая княгине сойти с коня.

Князь Александр отстраняет подоспевшего к нему боярина и, соскочив сам, с сердцем говорит брату:

— По большому чину встречаете! А кого? Изгоя!

Раннее утро. В одном конце огромного амбара ссыпают в закрома зерно, подтаскивают к ним мешки, в другом — складывают одна на другую шкуры и выделанные кожи, забивают бочки с медом, смолой, дегтем.

У двери, поближе к свету, сидит великий князь Ярослав Всеволодович, одетый в будничное. Вооружившись счетами, проверяет тиуна (приказчика), который смирно стоит рядом. Рядом же наготове стоит писец с подвешенным на груди приспособлением для письма.

— Чего ж ты наделал? — сердито говорит Ярослав. — Чистое жито в амбар для татар засыпал… Ведь я учил: поганым — поганое, его и веять похуже, а чистое — нам припрячь. Переяславцы тебе зимой спасибо скажут.

— Верно, князюшка, Ярослав Всеволодыч! Так и сделаю…

— Да шепни народу, чтоб хлебушко по ночам ели, а днем как-нибудь лебедой пробавлялись. Пускай татары думают, что у нас все подчистую выбрали. — Поглядел запись. — Бортного меда много ли от них схоронил? — Прикинул на счетах. — Ну, это еще добро. А ты, — обратился к писцу, — запись веди для татар, для баскака ихнего, а чего на деле — в своей голове держи. — Постучал ему по лбу: — Держи! Понял? — Ярослав повеселел. — Так и продержимся, бог даст, под погаными.