Повести разных лет

— Так вместе и вершить войну будем?

— Вместе! — коротко бросил Жирослав Рогович.

— Ладком да тихонечко, — умильно поддакнул Гурята.

— Нет! — помотал головой Александр. — Не согласен.

Владыка испуганно спрашивает:

— А на чем согласен?

— На своей воле, — отрезает князь. — Пока война — я все решаю. А вы мне — помощники.

Пауза. Бояре тихо стоят под слетающими на них осенними желтыми листьями.

Листья, кружась, слетают на плечи трех всадников, едущих в середине татарского отряда. Это венецианский купец, епископ Моденский и ханский баскак — благообразный пожилой монгол, внимательно слушающий епископа.

— Я умоляю понять меня! — горячо говорит епископ Моденский. — Мы не просим казнить этого русского князя.

Ханский баскак сердито трясет головой, как бы не желая слушать.

— Не просим для него иных наказаний, — продолжает епископ.

Баскак одобрительно кивнул.

— Мы лишь об одном просим великого Батухана, — настойчиво говорит Моденский. — Вызвать нынче Александра в свою столицу на реке Итиль… как вызывает великий хан других русских князей… заставляя их жить там по многу месяцев.

Епископ выжидательно глядит на баскака.

— Что ж, — важно отвечает тот после некоторого раздумья. — Покоритель вселенной, возможно, пожелает видеть русского коназа, победившего на реке Неве западных воинов.

— Но это нужно сделать скорее, как можно скорее! — убеждает епископ.

— Никто не может торопить Ослепительного, — холодно отвечает баскак, — если не хочет лишиться собственной жизни.

Лицо епископа принимает сладкое выражение.

— Великий Рим никогда не забудет великому хану… и его верным советчикам… дружеского внимания! — Он незаметно подтолкнул локтем венецианца. Тот засуетился, вытаскивая из дорожной сумы какую-то драгоценность и дребезжащим голосом произнося привычные слова:

— А пока… прими столь же чистый подарок… сколь чисто и не замутнено посторонним умыслом… наше желание.

Очевидно без умысла, баскак неожиданно прерывает его красноречие, пришпорив лошадь. Все трое в сопровождении охраны скачут дальше. Ветер несет за ними багряные и желтые листья.

Широкая водная гладь, тускло отсвечивающая свинцом. Невдалеке темнеется остров с высокой скалой. На берегу и на острове видны голые, безлиственные деревья. У берега, в камышах, укрыт челнок. Вода вокруг него подернулась ледком. На дне челна лежит кто-то под дубленым полушубком.

Шурша мерзлыми листьями, с берега спускается молодой парень.

— Нефедко! — толкает он лежащего в челноке. — Не застыл?

Тот приподнялся, зевнул, перекрестил рот.

— Кузьма спрашивает, как ночь прошла.

— Ничего, прошла.

— Проезжал кто по берегу?

— Кому теперь проезжать?

— Слышь, Нефедко, — широко улыбается парень, — мирожский монах опять к нам в лес прибежал… Да не с пустыми руками!

— Чего принес?

— Вести добрые. Дружина княжья отбила Копорье!

— Врешь!

— Чтоб мне потопнуть! Немцев в полон взяли, переметчиков всех повесили… Говорят, скоро к нам будут!

— Врешь! — Нефедко лихорадочно натягивает на себя полушубок. — Пеки пироги, Бориско! Виден конец немцу!

По берегу, между деревьями, едут всадники. Остановились, осматривают озеро.

— Нефедко, немцы!

— Наши, — спокойно отвечает Нефедко. Он вдруг схватился за край борта, глаза блеснули. — Да это… — Встал во весь рост, покачнул челнок, лед вокруг затрещал, полопался. — Это ж сам Ярославич!..

Они оба выскочили на отмель. Скользя по листьям, торопливо карабкаются вверх по откосу. Всадники их заметили, передний поманил подойти поближе. А из леса уже бегут мужики, вооруженные вилами, самодельными мечами и палицами. У одного из-под полушубка висит подол черной рясы, хлопающий по сапогам.

— Ну, мужики псковские, — говорит Александр, когда они честь по чести отбили ему поклоны, — слыхал я про вас. Говорят, поладили с немцами: вы к ним во Псков не ходите, а они из Пскова носа не кажут! Заперли им дорогу к Новгороду?

— Помаленьку держим, Александр Ярославич, — солидно отвечает пожилой мужик.

Александр присмотрелся к нему:

— Ты приходил о земле спорить?

— Я, Александр Ярославич.

— Где же твоя земля?

— А на ней стоишь.

Александр невольно посмотрел вниз.

— А где избы?

— Вон, на острову были. Пожег их Твердило, когда пришли немцы. Глупость наша. Сбежали… Теперь бы!..

Сопровождающий князя Ратмир вдруг спешивается и обнимает мужика, у которого из-под полушубка видна ряса. Тот растроганно что-то бормочет.

— Монах, княже! — горячо объясняет Ратмир. — Мы с ним во Пскове…

— Добро! — говорит Александр. — Я, мужики, рать великую собираю. Всех беру, кто за Русь постоять хочет. А вас не возьму.

Среди мужиков ропот.

— Не возьму, — повторяет князь. — Как стоите вы на своей земле, так и стойте.

Он еще раз внимательно оглядел озеро; изрезанный берег, остров с высоким камнем, с которого поднялась, каркая, огромная воронья стая.

— По малости вы и здесь бьете ворога. Вам за то, мужики, спасибо. А потом, кто знает, на большую войну, может, вам и ходить не надо. Большая война, может, к вам и сама придет… Встретимся!

Поскакал, направляя коня меж деревьев. За ним скачут дружинники.

Март. Яркий солнечный день. По лесной дороге Твердило гонит запряженную в сани лошадь.