— Потому что вы слишком много болтаете, черт побери! Я наблюдал за вами во время Фоксли-шоу и этого маленького спектакля в вашем кабинете на следующее утро. Вы деструктивны.
— Вы любите это слово, верно?
— Я знаю и много других, куда похлеще!
— Да не расстраивайтесь вы так. Кстати, у меня есть для вас сюрприз.
— Сюрприз? Что еще, черт побери?
— Потерпите, пока мы не вернемся в ваш кабинет.
Дэнисон приказал своей секретарше не обращать внимания на все телефоны, кроме красного, первостепенной важности. Она послушно кивнула, но все же нерешительным голосом сообщила:
— К этому времени было уже полдюжины звонков. И все просят срочно перезвонить.
— Звонки были по красному?
Женщина покачала головой.
— Тогда заткнись и делай, что я сказал.
С этими словами начальник штаба схватил Кендрика за рукав и затащил в свой кабинет, громко хлопнув за собой дверью.
— Ну, что там еще за сюрприз?
— Вы знаете, Герби, я просто обязан дать вам один совет, — ответил Эван, небрежно направляясь к окну, где совсем недавно уже стоял; затем он повернулся и посмотрел на Дэнисона. — Вы можете быть грубым со своими помощниками столько, сколько хотите или до тех пор, пока они будут терпеть ваше хамство, но больше никогда не смейте трогать руками члена Палаты Представителей и тащить его в свой кабинет, как будто вы собираетесь устроить порку.
— Я вас не тащил.
— Я воспринял это именно так. У вас тяжелая рука, Герби. Я уверен, что мой коллега из Канзаса чувствовал то же самое, когда усадил вас на вашу задницу.
Неожиданно Герберт Дэнисон тихо засмеялся. Его смех не был ни злым, ни враждебным, скорее всего это был смех облегчения. Расслабив галстук, начальник штаба небрежно уселся в кожаное кресло перед своим столом.
— Боже мой, как бы мне сейчас хотелось быть лет на десять моложе, Кендрик! Я бы вас непременно высек. Я мог бы сделать это и в моем возрасте, то есть в шестьдесят три, однако, как вы, вероятно, знаете, осторожность — это лучшая часть доблести. Я не боюсь быть припечатанным к полу, просто мне сейчас труднее подняться.
— Тогда не напрашивайтесь на это, не провоцируйте. Вы очень провокационный человек.
— Садитесь, конгрессмен, — вдруг сказал Дэнисон, освобождая кресло. — Прошу вас, смелее! — Эван невозмутимо выполнил его просьбу. — Как вы себя чувствуете? Вы чувствуете покалывание в позвоночнике, прилив крови к голове?
— Ни того, ни другого. Обычное рабочее место.
— Ну что ж, я так и думал, что мы — разные люди. Понимаете, там внизу, в зале, находится самый могущественный человек на Земле, и он полагается на меня, хотя, честно говоря, я отнюдь не гений. Я просто слежу, чтобы машина работала. Я смазываю маслом детали, чтобы крутились колеса.
— Ну что ж, это тоже нужно, — кивнул Кендрик.
— Вот именно — нужно! Просто необходимо. Так вот, с тех пор, как я здесь, все мне кланяются, как индюки, растягивают рты до ушей и говорят всевозможные льстивые слова, хотя по их глазам я вижу, что они с удовольствием всадили бы мне пулю в голову. Я уже раньше прошел через это, меня это не беспокоит. Но тут появляетесь вы и предлагаете мне убираться к такой-то матери. Да, это что-то свеженькое. И, честно говоря, мне нравится то, что вы испытываете ко мне неприязнь, а я к вам. В этом есть какой-то смысл.
— Какой-то извращенный смысл, я думаю. Впрочем, вы и в самом деле извращенец.
— Почему? Потому что я говорю прямо, а не хожу вокруг да около? Безудержная лесть и лизание задницы — пустая трата времени. Если бы я мог избежать того и другого, мы бы достигли в десять раз большего, чем сейчас.
— Вы когда-нибудь кому-нибудь давали это понять?
— Я пытался, конгрессмен, пытался. И знаете что? Мне никто не верит.
— А вы бы сами поверили, если бы были на их месте?
— Может быть, нет, а может быть, и да, если бы они заставляли вертеться как следует колеса машины в этом сумасшедшем доме. Подумайте об этом, Кендрик. У моей извращенности есть и другая сторона.
— Я не интересуюсь патологиями, — буркнул Эван. — Однако наша беседа облегчает для меня ситуацию.
— Облегчает? А, тот сюрприз, который вы собираетесь мне преподнести?
— Да, вы очень догадливы. Видите ли, до определенной черты я буду делать то, что вы от меня хотите — за некоторую плату, естественно. Это мой договор с дьяволом.
— Вы мне льстите.
— И не собирался. Лизанье чьей-либо задницы — не мое хобби. Как я вас понял, я «деструктивен» потому, что поднял шум по поводу некоторых вопросов, которые меня довольно сильно волнуют, и то, что вы слышали, вам сильно не по душе. Я прав пока?
— Правы до последнего дюйма, малыш.
— И вы уверены, что на этом я не остановлюсь, что не то еще будет, и именно от этого вас бросает в дрожь. Опять правильно?
— Совершенно правильно. Я не хочу, чтобы что-то мешало президенту. Он нас вытащил из глубокого застоя, мы оседлали сильный чинокский ветер, и это прекрасно.
— А посему вы хотите от меня две главные вещи, — быстро продолжал Эван. — Первое — чтобы я как можно меньше говорил, а еще лучше, чтобы вообще молчал обо всем, что ставит под вопрос мудрость вашей так называемой государственной машины. Я близок к сути?