— Ах, да, — согласился ученый. — Тот, над которым ты частенько потешалась, когда я не мог… скажем так, исполнять свою роль.
— Твои мысли очень часто были заняты совсем другим. Ты ведь такой умный.
— Увы… Ты как-то сказала, что всегда знаешь, когда я бьюсь над решением какой-нибудь трудной задачи. Я был ошарашен.
— Я любила твой интеллект. Я и сейчас люблю его.
— Как это тебе удавалось? Своего-то у тебя нет…
— Эрик, Гринелл меня пугает.
— Зато меня он не пугает вовсе. У него интеллект есть.
Трезвон у парадной двери заполнил апартаменты Ванфландеренов.
Кендрик сидел на складном брезентовом стульчике в кабине реактивного самолета, уносившего их в Денвер. Эммануэль Уэйнграсс, чьи раны перестали кровоточить благодаря стараниям уцелевшей в Меса Верде сиделки, все моргал темными глазами, которые казались еще темнее из-за морщинистой белой кожи вокруг них.
— Я тут подумал, — с трудом проговорил Менни, слова с кашлем вырвались из его груди.
— Не разговаривай, — оборвал его Эван. — Береги силы. Пожалуйста.
— Ох, да брось ты, — прохрипел старик. — Сколько мне осталось?
— Может, хватит?
— Нет, не хватит. Пять лет я тебя не видел, наконец мы встречаемся — и что же? Ты весьма опрометчиво влюбляешься — в меня. У тебя что, нездоровое влечение к старикашкам? Можешь не отвечать, Калехла за тебя ответит.
— Ну почему ты никогда не поговоришь, как нормальный человек?
— Потому что нормальность вгоняет меня в тоску… Ты что же, не видишь, в чем суть этой катавасии? Я взлелеял чурбана? Ты не понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— Эта прелестная девочка угодила в точку. Кто-то хочет сделать тебя очень важной персоной в этой стране, а у кого-то другого при одной мысли об этом начинается несварение желудка. Ты даже этого не видишь?
— Я начинаю видеть и надеюсь, что те, другие, выиграют. Я не желаю быть важной персоной.
— А может, тебе как раз и следует ею быть. Может, это твое место.
— Кто, черт подери, это сказал? Кто так думает?
— Люди, которые не желают, чтобы ты был ею — подумай над этим. Калехла правильно сказала, что эти проклятые маньяки, которые явились сюда убить тебя, не просто так сошли себе с самолета из Парижа или с палубы туристического теплохода. Им кто-то помог. Кто-то очень влиятельный помог им. Как она говорила?.. Паспорта, оружие, деньги, а еще: водительские лицензии, одежда, явки. Все это, особенно документы, ты не попросишь завернуть тебе в подарочную обертку в универмагах «Уоллгрин». Для этого нужны связи среди высших чиновников и люди, заставляющие чиновников плясать, как марионеток, — это те самые негодяи, которые стремятся убить тебя. Почему? Неужели честный конгрессмен такая уж угроза для них?
— Как я могу быть угрозой? Я вообще собираюсь выйти из игры.
— Но они этого не знают. Все, что они видели, — это ненормальный политик, которому стоит открыть рот, как все остальные в Вашингтоне захлопывают свои и слушают его.
— Я не любитель ораторствовать, так что слушание меня вряд ли отнимает у них много времени, практически почти вовсе не отнимает.
— Да суть-то в том, что, пока ты говоришь, им приходится только слушать. Ты владеешь тем, что я называю врожденным даром убеждения.
Уэйнграсс закашлялся и поднес дрожащую руку к горлу. Эван озабоченно наклонился к нему.
— Бог с ним, Менни.
— Помоги, — приказал старик. — Слушай, что я тебе говорю. Эти негодяи видят перед собой настоящего национального героя, которому сам президент повесил на грудь большую медаль и включил в разные комитеты в Конгрессе…
— В комитетах я состоял еще до медали…
— Не прерывай меня. Через несколько месяцев все равно позабудется, что за чем следовало. Так вот, этот самый герой набрасывается на нахрапистых дельцов из Пентагона по национальному телевидению еще до того, как его объявили героем, и чуть не садит на скамью подсудимых всю эту шайку, а заодно и гигантские индустриальные комплексы, которые поставляют им технику. И что же он делает потом? Он требует подотчетности. Жуткое слово «подотчетность» — все негодяи его ненавидят. Должно быть, у них затряслись поджилки. Они, вероятно, представили себе, что будет, если этот Бог весть откуда вынырнувший герой получит еще большую власть, а может, возглавит какой-нибудь комитет или даже пробьется в Сенат, где он уже и впрямь сможет им здорово навредить.
— Ты преувеличиваешь.
— Зато твоя подруга не преувеличивала! — свирепо рявкнул Уэйнграсс, глядя Кендрику в глаза. — Она сказала нам, что ее элитная группа, похоже, попала в нервный центр преступности, расположенный в правительстве выше, чем им хотелось бы верить… Разве это все не заставляет тебя увидеть некий план, хотя, должен признать, ты не самый блестящий разгадчик планов из тех, кого я знал.
— Ну, в общем, заставляет, — ответил Эван, медленно кивая. — В мире нет ни единой нации, которую не разъедала бы изнутри коррупция, и сомневаюсь, что такая нация когда-нибудь будет.