Повестка зовет на подвиг

– Командир! Можно я этих... под дождь выпущу?

– Не боишься после вчерашнего? – Полковник с прищуром посмотрел на медика.

Тот вскинулся:

– Пусть хоть воды напьются, раз уж кормить нечем. Санитаров мы сами можем напоить, их-то немного, и кидаться на нас они не будут, хоть и голодные. А с пациентами как быть? Если я их из кружечки начну потчевать, они меня вместе с кружечкой оприходуют. А потом опять раскаиваться по углам усядутся.

Командир прислушался: дождь, похоже, зарядил надолго. Глядишь, и до утра не перестанет.

– Хорошо, будь по-твоему. Макаров! – подозвал он пулеметчика. – Прикрой доктора.

Спустившись вниз, лейтенант остановил пулеметчика у лестницы, а сам начал осторожно сдвигать запоры. Закончив с дверями, он громко сказал по-испански: «Можно выходить на улицу». Решетки медленно и неуверенно заскрипели – его поняли. И через минуту в камерах не осталось никого.

А дождь не утихал. Лужи были уже везде, где хоть на несколько минут могла задержаться вода. Туманов, убедившись, что за оградой все, кроме часовых, попрятались в палатки, смотрел на то, как прокаженные словно психи бегают по двору с радостными воплями, подставляя открытые рты теплым струям. Большинство же держалось поближе к старой железной бочке, опасаясь, что дождь может закончиться так же внезапно, как и начался. Однако пока что уровень воды в бочке все еще поднимался, несмотря на все «старания» пациентов. Десантники тоже, как могли, собирали воду – это был шанс продержаться еще какое-то время. В углу комнаты стоял небольшой бак из нержавейки, который местный главврач, как видно, держал под личный запас питьевой воды. Вылив в бак очередную плошку, принесенную пулеметчиком, медик мрачно вздохнул и забросил в бак обеззараживающую таблетку. Последнюю.

С наступлением темноты стало заметно прохладнее, однако дождь при этом по-прежнему шел стеной. Почувствовав холод, промокшие насквозь пациенты сами попрятались в свои камеры. Пить, как видно, уже никто не хотел. Лейтенанту осталось лишь пройти по коридору и задвинуть засовы.

Тем временем Туманов поднялся на башню, чтобы еще раз посмотреть на позиции гондурасских солдат, вдруг они уже дозрели до штурма здания. Но нет, рисковать своими жизнями эти доблестные воины все еще не спешили. Для них немалым проявлением героизма было уже то, что гондурасцы терпеливо продолжали сидеть здесь который день под дождем. Под защитой пулеметов и мешков с песком. Ясно. До утра с этой стороны опять не будет никаких изменений. Уже изрядно стемнело, вряд ли у них есть столько приборов ночного видения, чтобы устроить атаку в темноте, да еще под дождем. Гораздо легче сидеть и ждать. Туманов вздохнул и отвернулся. Скучно с вами, сеньоры.

Он вдруг вспомнил о тросе, закрепленном в окне на той стене здания, которая выходила на каньон. В памяти полковника вдруг всплыло, что среди фотографий, которые Мендоса привез в Россию, снимков этой стены не было. Нет, конечно, можно сказать, что их не было исключительно потому, что атака с этой стороны не планировалась даже как запасной вариант. А может быть, их не было как раз потому, что Мендоса заранее спланировал ту ситуацию, которая вышла сейчас, и не хотел, чтобы русские «амигос» догадались раньше времени и смогли выбраться сами? На этот вопрос, наверное, лучше самого «друга Хорхе» сейчас никто не ответит. Так что не стоит гадать. Кстати, что-то сегодня его за оцеплением не было видно. И на связь больше не выходил. Хотя это из-за «глушилок», наверное. Пожалуй, стоит еще раз взглянуть на трос, решил Туманов и подошел к окну, выходящему на каньон.