Повестка

Погода выдалась довольно пасмурной и прохладной. Чтобы убить время, остававшееся до назначенного отцом часа, Рэй медленно колесил вокруг центральной площади, пытаясь отыскать в душе хоть какое-нибудь приятное воспоминание. Вот парк, где он играл со сверстниками в индейцев, вот здание бассейна, куда он ходил вплоть до 1969 года, когда власти города предпочли лишить детишек возможности поплескаться в воде, лишь бы не допустить туда детей чернокожих. Там, где Элм-стрит перекрещивалась с Секонд-стрит, высились, соперничая шпилями, три церкви: баптистская, методистская и пресвитерианская. Сейчас они были пусты, но через час-полтора наиболее истово верующие горожане уже потянутся на вечернюю службу.

Площадь выглядела столь же безжизненной, как и улицы, что вели к ней. С населением, которое насчитывало всего восемь тысяч жителей, Клэнтон оказался городом достаточно крупным для того, чтобы содержать три или четыре магазинчика дешевых распродаж — в других маленьких городках такие давно исчезли. Но местные покупатели хранили необъяснимую верность своим торговцам. Ни одна из выходивших на площадь витрин не была заколочена. Закрытые двери лавок чередовались с дверьми банков, юридических контор, ресторанчиков — тоже, по поводу дня священного отдохновения, закрытыми.

У ворот кладбища Рэй вышел из машины и направился к фамильному участку с величественными надгробиями. Кое-кто из его предков увековечивал память об умерших родственниках мраморными монументами. Мелькнула мысль: вот куда ушло семейное богатство, о котором ему приходилось только слышать. У могилы матери Рэй остановился. Последний раз он бывал здесь годы назад. Могила располагалась на самом краю участка, в стороне от других — в семействе Этли мать считали чужой.

Не пройдет и часа, как он опустится в кабинете судьи на стул и будет, отхлебывая дурно заваренный чай, выслушивать детальные отцовские инструкции относительно его собственных похорон. Прозвучат многочисленные приказы, требования и распоряжения. Как всякий великий человек, судья с трепетной серьезностью относится к тому, чтобы оставить о себе память в сердцах грядущих поколений.

Сев за руль, Рэй направил машину к водонапорной башне: подростком он взбирался на нее дважды, причем во второй раз внизу его ждала полиция. С гримасой пренебрежения проехал мимо школы, где когда-то учился, — по окончании он дал себе слово, что никогда больше не переступит ее порога. Позади школы лежало футбольное поле, на котором Форрест забил бесчисленное количество голов в ворота соперников и едва не стал местной знаменитостью — помешало отчисление из команды.

Воскресенье, седьмое мая, без двадцати пять. Пора на семейный совет.

В «Кленовой долине» отсутствовали малейшие признаки жизни. Судя по высоте травы, лужайку перед фасадом особняка стригли несколько дней назад. Возле черного входа стоял старый «линкольн». Если бы не эти два свидетельства присутствия человека, можно было бы подумать, что в доме уже долгие годы никто не живет.

Портик фасада опирался на четыре массивные колонны. Рэй вспомнил, что когда-то они были ослепительно белыми. Теперь колонны стали зелеными: их густо обвивали плети винограда и декоративного плюща. С портика на крышу тянулись цепкие стебли глицинии. Цветочные клумбы заросли чертополохом, из трещин на бетонной дорожке лезла крапива.

Душу волной окатили воспоминания. При виде когда-то прекрасного, но давно уже запущенного здания Рэй печально покачал головой. Сердце царапнуло чувство вины. Не стоило, не стоило бросать отца. Он должен был остаться здесь, основать вместе с судьей фирму «Этли и Этли», взять в жены скромную местную девушку и нарожать кучу детей, которые беззаботно бегали бы по «Кленовой долине», радуя старика.

Рэй громко хлопнул дверцей машины, надеясь привлечь к себе внимание хозяина дома, однако резкий звук утонул в тишине. Стоявший по соседству особняк, такой же древний, как и дом отца, занимали две сестры, старые девы, уже девятое десятилетие упрямо цеплявшиеся за жизнь. Построен он тоже был задолго до войны, но ни лоз винограда, ни чертополоха у соседей не наблюдалось. Вместо сорной травы на их участке росли пять самых высоких и раскидистых в Клэнтоне дубов.

Мраморные ступени парадного крыльца оказались достаточно чистыми — похоже, их недавно подмели. Возле неплотно притворенной двери стояла метла. Судья никогда не запирал дом, а поскольку кондиционеры вызывали у него живейшее отвращение, двери и окна особняка день и ночь оставались открытыми.

Рэй сделал глубокий вдох, толкнул створку, и та с грохотом ударилась о стену. Он шагнул внутрь, замер на мгновение, принюхиваясь, готовый ощутить привычную вонь. В течение многих лет судья держал в доме наглого, с дурными привычками кота, оставлявшего свои метки на чем попало. Но вредная тварь, по-видимому, куда-то исчезла, — царивший в прихожей запах вовсе не казался отвратительным. В теплом, пронизанном мельчайшими частичками пыли воздухе плавал застоявшийся аромат крепкого трубочного табака.

— Есть кто-нибудь дома? — громко спросил Рэй.