Повествование Артура Гордона Пима из Нантакета

Они уже совершенно окончили разгром судна и готовились теперь поджечь его. Вскоре мы увидели, что дым восходит огромными извивами от главного люка, и немного времени спустя густая громада пламени взметнулась из бака. Снасти, мачты и все, что оставалось от парусов, мгновенно загорелось, и огонь быстро распространился вдоль палуб. Все же великое множество дикарей продолжало оставаться там и сям вокруг, барабаня, как молотками, огромными камнями, топорами и пушечными ядрами по металлическим скрепам и другим медным и железным частям судна. На побережье бухты, а также в ладьях и на плотах, в непосредственной близости от шхуны, было в целом не менее десяти тысяч туземцев, да, кроме того, густые толпы тех, которые, будучи нагружены добычей, пробирались внутрь страны и на соседние острова. Мы ждали теперь катастрофы и не были обмануты. Прежде всего возник резкий толчок (который мы явственно почувствовали там, где мы находились, как если б мы слегка подчинились гальваническому току), но без каких-либо явных знаков взрыва. Дикари были видимо изумлены и прекратили на мгновение свою работу и свои вопли. Они готовились вновь приняться за то и за другое, как внезапно громада дыма выдохнула вверх из палуб, будучи похожа на черную тяжелую грозовую тучу, потом, словно из чрева судна, выбрызнул высокий ток яркого огня, по-видимому, на четверть мили вверх, потом наступило внезапное круговое распространение пламени, потом вся атмосфера в одно-единственное мгновение магически заполнилась диким хаосом из обломков дерева, металла и человеческих членов, и, наконец, возникло сотрясение в полнейшем своем бешенстве, оно порывисто сбило нас с ног, меж тем как холмы грянули эхом и новой перекличкой звуков эха в ответ на грохот, и густой дождь мельчайших обломков и обрывков порывисто рушился по всем направлениям вокруг нас.

Опустошение среди дикарей далеко превзошло наши крайние ожидания, и теперь они вполне пожали спелую жатву, плоды своего вероломства. Быть может, целая тысяча их погибла от взрыва, между тем как по крайней мере такое же число их было безнадежно изуродовано. Вся поверхность бухты была буквально усеяна судорожно барахтающимися и утопающими злосчастными, а на берегу обстояло даже и еще хуже. Казалось, они были до крайности ужаснуты внезапностью и полнотой своего поражения и не делали никаких усилий помочь друг другу. В конце концов, мы заметили резкую перемену в их поведении. Из полного оцепенения они, по-видимому, были сразу пробуждены до высочайшей степени возбуждения и начали дико метаться кругом, устремляясь к некоторому месту на побережье и убегая от него со странным выражением смешанных чувств ужаса, бешенства и напряженного любопытства, написанных на их лицах, причем изо всех сил они громко кричали: «Текели-ли! Текели-ли!»

Мы увидали теперь, как большая толпа направилась в холмы, откуда все они вернулись вскоре, неся с собой колья. Эти последние были донесены до того места, где давка была всего сильнее, толпа раздалась, и мы получили, таким образом, возможность увидеть предмет всего этого возбуждения. Мы заметили что-то белое, лежащее на земле, но не могли тотчас разведать, что бы это было. Наконец мы увидали, что это был труп странного животного с алыми зубами и когтями, которое было поймано шхуной в море восемнадцатого января. Капитан Гай велел сохранить тело животного в целях набить чучело и взять его с собой в Англию. Я помню, что он отдал некоторые распоряжения на этот счет как раз перед тем, когда мы высадились на остров, и животное было перенесено в каюту и положено в один из ларей. Оно было теперь брошено на берег силою взрыва; но почему оно возбудило такое напряженное внимание среди дикарей, этого постичь мы не могли. Хотя они толпились вокруг трупа на некотором от него расстоянии, ни один, по-видимому, не хотел приблизиться к нему вплоть. Те, которые были с кольями, воткнули их теперь в песок, образовавши вокруг животного круг, и едва только это устроение окончилось, как все огромное множество ринулось вовнутрь острова с громкими пронзительными криками: «Текели-ли! Текели-ли!»

Глава двадцать третья