Повествование Артура Гордона Пима из Нантакета

Самые известные подражания повести о Пиме – «Ледяной сфинкс» Жюля Верна (1897) и «Хребты безумия» Г.Ф. Лавкрафта (1931). В обеих повестях действие происходит в Антарктике, до которой как будто бы добрался Пим. Жюль Верн прямо заканчивает повесть похвалой Пиму (как если бы это реальное лицо) как пионеру антарктических исследований, а в повести Лавкрафта капитан цитирует По часами, потому что ценит писателя как «сделавшего Антарктиду местом действия своего романа». Хотя завершение пути героя не то в Антарктиде, не то внутри полой земли – не совсем ясный финал произведения, основные действия которого развертываются совсем в иных широтах, антарктический миф связался с книгой По очень прочно по вполне понятной причине: белизна, увиденная героем не просто как яркая, но как господствующая и подчиняющая себе все порядки вещей, проницающая все вещи как мельчайшие частицы и на всем оставляющая действенность собственной несомненности – не могла быть осмыслена в реалистическом ключе иначе, чем Антарктида, где снег не просто лежит, а стелется и сносится ветром, мешается с морской волной и остается единственным впечатлением. А что ищут в Антарктиде, вход в полую землю или общие законы белизны для всего мира – это уже обстоятельства образа действия мифа. Надо заметить, что эта белизна как общая тревога, как ощущение возможной всемирной катастрофы – это не только вера романтиков в новый сход ледников, но и белый кит в «Моби Дике». Кратчайшим конспектом мира повести о Пиме можно считать стихотворение Вячеслава Иванова, написанное в 1949 г. за полгода до смерти:

Сползая, медленно ль истают
Иль мир оденут ледники,
О том Природу не пытают
Платоновы ученики.

Умрем, – как от земли далеким

Себя почувствуем, когда
Взойдет над глетчером глубоким
Меня позвавшая звезда.

Гул сфер наполнит слух бесплотный…

Из гармонических пучин
Расслышу ль гор язык немотный —
Глухие грохоты лавин?

Нельзя сводить это стихотворение просто к противопоставлению платонической отрешенности и обывательских страхов, хотя с началом холодной войны появились новые, на этот раз в образе инопланетного вторжения. На самом деле, подготовка к смерти, завещанная Платоном – вовсе не равнодушие к обстоятельствам, а наоборот, повышенная чуткость к движениям небес и земли, благодаря которой только и можно распознать свое призвание. Платоник радуется освобождению от плоти, но не потому, что она ему слишком докучает, а потому что боится, что за слышанием музыки сфер он нанесет оскорбление плоти, поэтому он и предпочитает переспрашивать себя, не оскорбил ли он мир. Таким платоником был Эдгар Аллан По, страдающий и гонимый, переносящий оскорбления и недоверие, экзистенциальный алкоголик, как позднее Амедео Модильяни или Венедикт Ерофеев, и таким он остался для нас, увидевшим свои звезды и свой возвращенный рай.

Александр Марков

Профессор РГГУ и ВлГУ, в.н.с. МГУ имени М.В. Ломоносова,

25 февраля 2018 г.